Гизборн -- это Гизборн, отсюда и все мои беды (с)
ЗФБ 2019
Колдовство
Название: Колдовство
Автор: WTF Robin of Sherwood 2019
Бета: WTF Robin of Sherwood 2019
Размер: миди, 4080
Пейринг/Персонажи: Роберт Хантингтон/Марион Лифорд, Хэрн, шервудская команда, аббат Хьюго де Рено, ОЖП
Категория: гет
Жанр: романтика, мистика
Рейтинг: PG
Краткое содержание: Марион нужно разобраться в себе, и она временно просит приют в монастыре. Но аббатиса, которую она и Роберт считали другом, лелеет свои планы...
«Известна же сия святая обитель не только благонравием сестер под мудрым управлением благородной настоятельницы их, но и хозяйственным благоустроением своим к вящему примеру иным приютам благочестия...»
Аббатиса снисходительно усмехнулась и отложила письмо. Стиль его преподобия чересчур цветист, но, в конце концов, это дело вкуса. И спору нет, приятно получить признание своих заслуг от такого человека, как епископ Лестерский, который не любит баловать кого бы то ни было похвалой. Кто, как не он, может оценить всю тяжесть ее стараний, ведь насельницы монастыря не могут питаться лишь святым духом, а в этот безбожный век сильные мира сего, погрязшие в суете, нечасто вспоминают о долге благотворительности. Вот и приходится напоминать им об этом, иногда весьма настойчиво... Во славу твою, Господи, во славу твою!
Но сегодня она может с чистой совестью поздравить себя с успехом. Пожалуй, из истории этой Марион Лифорд может получиться неплохая проповедь о том, что человеку при всех стараниях не свернуть со стези, уготованной ему Господом. Девочка давно стремилась к благочестивой жизни, и сейчас, когда козни дьявольские в лице наивного глупца Роберта Хантингтона наконец устранены, не стоит тянуть с постригом.
Благородная Брюниссанда, настоятельница Хэлстоунского монастыря, поднялась с кресла, высокую спинку которого украшало изображение трех английских львов (подарок молодой королевы Изабеллы, побывавшей здесь год назад) и подошла к широкому окну, распахнутому навстречу душистому летнему дню. Нет, она не повторит ошибки аббата де Рено, самонадеянно решившего, что если земли Лифордов отошли к церкви, то присутствие наследницы этих земель в ее стенах уже необязательно. Дражайший Хьюго быстро понес наказание за непомерную гордыню, и как же разумно поступила она, сумев сохранить добрые отношения с этой своевольницей Марион, а через нее — и с лесными бандитами. По крайней мере, хэлстоуновские монахини и монастырские товары пересекают Шервудский лес без всякой опаски, в целости и сохранности, тогда как настоятель аббатства Святой Девы Марии без внушительной свиты не смеет и нос высунуть из монастыря, да и то не всегда помогает.
Она вновь снисходительно усмехнулась, но тут же укорила себя за грех осуждения — в сущности, Хьюго ведь не виноват, что родился мужчиной (следовательно, глупцом), норманном (следовательно, жадным глупцом) и отпрыском семьи де Рено (тут даже добавить нечего). Чтобы вверенная тебе обитель процветала, нет нужды драть с сервов три шкуры и обирать сирот, как делает Хьюго, или высокопарно обличать несправедливости князей как светских, так и духовных, не гнушаясь при этом их щедрыми пожертвованиями, как этот фанатик, аббат Мартин. Лучше разумно сочетать оба подхода. Когда дочь сэра Ричарда Лифорда пренебрегла с таким трудом полученным королевским прощением и вернулась к нечестивой разбойничьей жизни, именно кроткая аббатиса утешала убитого горем отца и обещала неустанно возносить молитвы за его непутевую Марион. И сейчас самое время тактично напомнить ему о действенности сих молитв, в результате чего поместье Лифорд-Грандж рано или поздно перейдет к ней в руки.
Но если быть честной до конца, не все сводится к вопросам презренного металла и земельных угодий. Ведь она немолода, беспрестанные заботы уже накинули легкую сетку морщин на когда-то прекрасное лицо, и груз прожитых лет все тяжелее давит на плечи. Пора подумать о преемнице, которой можно будет с легкой душой передать дело ее рук, прежде чем удалиться на покой. И Марион отлично подходит на эту роль — решительная, властная, хотя и прекрасно умеющая это скрывать, образованная девушка знатного рода. Необходимо лишь, чтобы она выбросила из головы глупые бредни обо всей этой справедливости и вообще о построении царства Божия на земле.
При их редких встречах Брюниссанда всегда была ласкова, понимая, что жесткостью ничего не добьешься. Узнав, что разбойники выбрали местом своего пребывания Уикем, она озаботилась завести там соглядатая, благодаря чему была прекрасно осведомлена обо всех их действиях и терпеливо ждала возможности подвести Робин Гуда под солдатские стрелы или топор королевского правосудия. Но по воле Божией все устроилось без ее вмешательства, упокой, Господи, души невинно убиенной братии Гримстонского монастыря. Да, теперь не стоит тянуть с постригом...
— Госпожа моя! — от неожиданности аббатиса вздрогнула и отвернулась от окна. На пороге застыла ее келейница, а позади нее стоял запыхавшийся черноволосый крестьянин.
— Госпожа моя, к вам человек из Уикема.
Отпустив монахиню легким кивком, Брюниссанда удивленно посмотрела на серва:
— Зачем ты здесь, Джефри? Я уже знаю о судьбе этого разбойника, он...
— Живой он, ваша милость, — торопливо перебил ее Джефри, забыв о почтительности, — как есть живой! Мы тоже думали, что помер, а он живехонек, в деревне-то сейчас...
— Ты что, пьян, глупая скотина? — голос аббатисы едва не сорвался в крик, что она позволяла себе чрезвычайно редко. — Или вздумал со мной шутить? Его видели мертвым!
Джефри втянул голову в плечи, но продолжал стоять на своем:
— Так я про то и толкую, все думали — помер, а он тут и появись, в деревне к свадьбе готовятся, завтрева сюда пожалует.
Брюниссанда впилась взглядом в его испуганное лицо и сжала руки так, что побелели пальцы. Нет, ее соглядатай не шутит. Козни дьявола, воистину козни дьявола! Слишком быстро она успокоилась, а ведь не зря сказано: «Трезвитесь и бодрствуйте, ибо противник ваш ходит, аки лев рыкающий, ища, кого поглотить!» Однако сейчас не время предаваться благочестивым размышлениям. Она бросила испуганному крестьянину монету, которую тот подхватил на лету и благоговейно прижал к сердцу, пятясь к выходу и беспрестанно кланяясь, а Брюниссанда нервно заходила по келье, от стены к стене, от двери к окну. Из монастырского розария в окно вливался сладкий запах цветов, приправленный пряным ароматом трав гербариума. Аббатиса глубоко вздохнула, на миг замерла и решительно направилась к выходу.
Миновав клуатр, она быстро прошла мимо аккуратных прямоугольных грядок с чабером, мятой, розмарином и прочими целебными травами к небольшой лачужке, притулившийся у монастырской стены. Толкнув расшатанную дверь, Брюниссанда оказалась в грязной хибарке, по стенам которой висели связки сухих трав и корений, пучки черных и белых перьев, какое-то тряпье и не пойми что еще. В очаге горел огонь, над ним в закопченном котелке булькало вонючее варево; все выглядело так, будто здесь творились отнюдь не благочестивые дела, но Брюниссанду это не волновало.
— Пэг! — позвала она, и от очага повернулась сгорбленная старуха в лохмотьях. Увидев, кто пришел, она охнула: «Госпожа моя, благородная госпожа!» и поспешила навстречу, пытаясь облобызать руку аббатисы.
— Мне нужно отворотное зелье, — заявила Брюниссанда, брезгливо отстраняясь от старой ведьмы, — и побыстрее.
Старуха оставила попытки овладеть благочестивой рукой, озадаченно хмыкнула и забормотала себе под нос: «Голубиные перья, крапивное семя, горечавка и щепотка перца... Луна сейчас на убыли...», а потом виновато добавила:
— Только быстро-то не выйдет, зелье три дня потомить надо.
— Сегодня к вечеру, — ледяным тоном ответила аббатиса.
Пэг вновь что-то забормотала и засеменила к очагу, а Брюниссанда поспешила покинуть прокопченную лачугу и вернуться к благоуханию гербариума — ей вовсе не улыбалось видеть то, что будет твориться сейчас в этом вертепе. Однако она не сомневалась — старуха ее приказ выполнит.
И едва долгий летний день начал клониться к закату, Брюниссанда уже держала в руках маленький глиняный кувшинчик, до половины наполненный темной жидкостью без запаха.
— Это подействует? — недоверчиво спросила она у старухи.
Та быстро закивала:
— Чтоб мне света не увидеть, если не подействует, только вот не сразу.
В ответ на гневный взгляд настоятельницы ведьма испуганно зачастила:
— Уж больно времени-то вы мне мало дали. Кто это зелье выпьет, тот свой сердечный предмет поначалу гнать от себя начнет, точно прокаженного, а вот когда в полночь новая Луна народится, тогда напрочь его и забудет. А новолуние-то уже в следующую ночь.
Брюниссанда облегченно выдохнула — так даже лучше. Ведь Роберт Хантингтон не дурак, и если невеста вдруг перестанет его узнавать, сразу заподозрит неладное.
— Вы не сумлевайтесь, милостивая госпожа, — подобострастно добавила Пэг, — дело верное.
Брюниссанда усмехнулась. Еще бы, старая ведьма отлично знала, что за стенами монастыря ее не ждет ничего, кроме костра, и посему была предана аббатисе душой и телом.
— А противоядие от твоего зелья есть? — на всякий случай спросила она старуху.
Та ехидно хихикнула:
— Есть-то оно есть, да только, почитай, на сто миль в округе никто не знает, как его сварить, а после новолуния и оно не поможет.
Глаза Брюниссанды хищно сверкнули — похоже она нашла средство посрамить происки врага рода людского.
***
Из-за двери кельи, которую отвели Марион Лифорд (между прочим, одна из лучших комнат рядом с покоями самой аббатисы, а эта глупышка даже не оценила) доносились рыдания и тихий голос сестры Марты. Брюниссанда мысленно похвалила себя за то, что приставила к леди-разбойнице именно Марту — когда-то старая ханжа сама приняла постриг после смерти жениха, и вряд ли кто-то лучше нее сумеет наставить на путь истинный эту строптивую дурочку.
Она осторожно приоткрыла дверь, и сестра Марта поспешила ей навстречу.
— Как леди Марион? — спросила Брюниссанда, вложив в голос все участие, на которое только была способна.
Марта горестно покачала головой:
— Бедняжка в отчаянии. Сердце ее разбито.
Брюниссанда сочувственно вздохнула и протянула кувшинчик:
— Возьми, это ее немного успокоит.
Пожилая монахиня склонилась в почтительном поклоне, а удаляющаяся настоятельница изо всех сил постаралась сохранить на лице участливое выражение.
И когда на следующее утро Брюниссанда с торжеством наблюдала, как Робин Гуд, явившийся в Хэлстоун, окрыленный счастливой надеждой, покидает обитель в одиночестве, с искаженным от душевной муки лицом, то вознесла горячую молитву — во славу Господа, козни дьявольские все-таки были развеяны!
***
Темная гладь озера отражала притихший в ожидании ночи лес; чаща дышала вечерней прохладой, отдыхая после знойного дня, и Роберту оставалось только подивиться, как безмятежен окружающий мир, когда в его душе царят мрак и смятение. Сюда хотя бы не доносились песни и веселые крики подгулявших уикемских крестьян, которые пока не знали, что долгожданная свадьба Робин Гуда так и не состоится. Достаточно и того, что ему пришлось внешне спокойно вытерпеть взгляды друзей, разгневанный — Скарлета, сочувствующие — Джона и Тука, недоуменный — Мача, хмурый — Назира. И сколько бы он ни убеждал себя, что должен принять любой ответ Марион, ее внезапное решение остаться в монастыре в один миг низвергло его с сияющих высот счастья в черные пучины отчаяния.
Роберт невесело усмехнулся — слишком уж высокопарные выражения, вполне достойные сына графа Хантингтона. Но в Шервуде места Роберту Хантингтону нет, и сейчас он поступит так, как должно поступить Робин Гуду, вожаку лесных разбойников. Оставалось лишь надеяться, что когда горящая стрела прочертит над озером свой короткий путь, боль, рвущая на части его сердце, хоть немного отступит.
Но сейчас его легкий лук почему-то казался каменным, а руки точно налились свинцом. По зеркальной водной глади озера стелился густой туман, и вот под деревьями уже возник знакомый силуэт.
— Ты слишком быстро сдался! — громкий голос Хэрна прозвучал насмешливо, и этого Роберт стерпеть не смог:
— Я никогда не сдаюсь!
Где он это уже слышал? А, неважно!
— Но я не могу заставить ее... — тут голос Роберта предательски дрогнул. — Не могу заставить...
— Подумай, — перебил его лесной бог, — а если бы кто-нибудь сказал Марион, что ты разлюбил ее, она бы поверила?
Он разлюбил Марион?! Он не мог этого сделать, как не мог перестать дышать. И она это знала.
— Так почему ты так быстро поверил в обратное?
Теперь вместо насмешки в голосе Хэрна слышалось сочувствие, и Роберт потрясенно молчал.
— Ты найдешь врага там, где думал найти друга, — продолжал Хэрн. — И ты должен спешить, Робин Гуд. Времени у тебя лишь до полуночи.
— Что я должен сделать?
О, если есть надежда, он пройдет сквозь стены, он свернет горы и обратит вспять реки, только дай мне эту надежду, Хэрн!
— Слушай...
***
Хэлстоунский монастырь мирно почивал в подлунном мире, хотя, строго говоря, сегодня «подлунным» мир как раз было не назвать — стояло новолуние, и ночного светила на небе не предполагалось.
Самая разбойничья ночь, как сказал бы Малютка Джон. Все хотели сопровождать его, но Роберт резонно заявил, что в Хэлстоуне ему опасаться некого. Тук задумчиво вздохнул, заметив, что его всегда тянет в Хэлстоун, Скарлет тут же ввернул: «Ну еще бы, монастырь-то женский», и пока все дружно потешались над рассерженным монахом, Роберт улизнул, не вызвав лишних вопросов.
Он привязал коня в стороне от монастырских ворот. Ни к чему тревожить покой сестер, стены монастыря не так высоки, чтобы стать ему преградой, а дорогу к келье Марион он мог отыскать в любую темень.
Правда, перед тем, как идти к Марион, придется навестить еще одну «красавицу», о которой ему сказал Хэрн. Роберт совсем не предполагал встретить ее здесь, и слушал лесного бога с недоверием, но теперь сомневаться не приходилось — вот та самая лачуга у монастырской стены, и сквозь ее щелястые стены мелькает свет. Что же наплела старая ведьма аббатисе? Почему та приютила ее в святой обители? Знала бы преподобная Брюниссанда, чем Пэг занималась на самом деле...
Этой зимой в Лифорде чуть не умерла целая семья — и взрослые, и дети мучились от ужасных конвульсий, крича от боли, точно обезумевшие, и Тук, едва увидев больных, испуганно ахнул:
— Это же «ведьмины корчи»!
Монаху тогда чудом удалось их спасти, отчасти с помощью отваров целебных трав, отчасти (правда, Тук утверждал, что в основном) благодаря молитвам святому Антонию. Позднее выяснилось, что странная болезнь приключилась после прихода зловредной соседки, с которой они давно враждовали из-за межи на огородах. Та неожиданно заявилась к ним, когда мать семейства месила тесто, в итоге все кончилось очередной громкой ссорой, а на следующий день все домочадцы слегли в страшных судорогах.
Деревенские жители не стали долго разбираться, кто в чем виноват, а просто потащили сварливую кумушку на костер, вот тогда-то она и призналась, что подмешала в муку дьявольское снадобье, полученное ею от старой Пэг, ведьмы, что жила на опушке Шервуда. И несдобровать бы глупой бабе, но на ее счастье в Лифорд-Грандж тогда приехала Марион, которой удалось остановить страшную расправу. А вот Пэг схватить так и не удалось — когда кинулись искать, ее уже и след простыл. Сгинула неведомо куда.
Но теперь-то ведомо. Роберт осторожно заглянул в приоткрытую дверь. Старуха сидела у очага, подгребая угли кочергой, что-то бормотала себе под нос и тихонько хихикала. Рванув на себя дверь лачуги, он одним прыжком оказался рядом с ведьмой, и, не успела та опомниться, как уже лежала на земляном полу с приставленным к горлу ножом.
— Здорово, Пэг, — нахально заявил Роберт прямо в морщинистое лицо старухи. — Уж извини, что без приглашения, но, думаю, старым знакомым такие мелочи ни к чему.
Перепуганная ведьма только беззвучно открывала рот, точь-в-точь как рыба, пойманная Туком в ручье.
— Давно хотел потолковать с тобой по душам, — продолжал Роберт тоном, не сулившим ничего хорошего, — вот и заглянул на огонек. Жаль только, что у меня мало времени. А ты неплохо здесь устроилась, правда?
— Сын Хэрна! — с ужасом выдохнула Пэг. — Сын Хэрна!
— Он самый, — Роберт чуть-чуть ослабил хватку, — расскажи-ка мне, что вдруг случилось с Марион... леди Марион Лифорд? Это ведь твоих рук дело?
Пэг отчаянно замотала головой, и Роберт плотнее прижал нож к ее шее.
— У меня мало времени, Пэг,— угрожающе повторил он, но старая карга уже пришла в себя после внезапного нападения. В ее глазах засветился ехидный огонек, а хриплый голос едва скрывал насмешку:
— Так оно и есть, времени у тебя не то чтобы мало, его и вовсе-то нету. И ничего ты мне не сделаешь, — Пэг злорадно хихикнула. — Ведь ты поклялся, что не причинишь вреда ни одной женщине — хоть молодой, хоть старой, хоть ведьме, хоть святой, а сын Хэрна не может нарушить свою клятву.
Роберт отчаянно чертыхнулся про себя, но внешне остался спокоен — сейчас было не время давать волю чувствам.
— Так это твоя работа?
Старуха довольно ухмыльнулась.
— А ежели и моя, так что с того? У меня с твоим рогатым папашей старые счеты, чтоб ему пусто было, нечисти лесной, вот мы и посчитались! Убирайся-ка отсюда подобру-поздорову, парень, все одно ты мне ничего не сделаешь, — она вновь хихикнула. — И Марион свою ты уже не спасешь.
У Роберта руки чесались свернуть проклятой ведьме ее тощую шею, но он действительно поклялся не причинять вреда женщине, кем бы она ни была. Однако это не означало, что выхода нет, да и разговор еще не окончен.
— Я и не стал бы марать об тебя руки, — ему удалось сказать это совершенно равнодушно. — Лучше заберу тебя с собой, в Лифорд. Там тебя хорошо помнят и ой как обрадуются, когда увидят нашу славную Пэг вновь, живую и невредимую. Вернее, пока невредимую и пока что живую. А больше всех обрадуется Том Хилл и его семейство, уж они-то тебя точно не забыли. Ну как, согласна прогуляться?
В глазах ведьмы заплескался смертельный ужас, а Роберт, придавив ее коленом, сдернул со стены весьма кстати оказавшуюся там веревку и спокойно принялся связывать ей руки.
— А чего сразу в Лифорд-то? — жалобно заскулила Пэг, пытаясь вырваться. — Мало ли чего на старую женщину наговорить могут, да я там и вовсе ни при чем...
Роберт только усмехнулся, крепче стягивая путы, и старуха перепугалась уже не на шутку:
— Послушай, парень, — взахлеб зачастила она, — отпусти меня, а? Окромя меня тебе все одно никто не поможет, даже от твоего Хэрна, будь он неладен, толку не будет. Я тебя выручу, а ты про меня забудешь, будто и нету меня. И никакого Лифорда... Ну как, идет?
Роберт деловито проверил крепость узлов на запястьях ведьмы и сделал вид, что примеряется, как бы половчее подхватить ее и взвалить себе на плечи.
— Да послушай ты меня, дурень! — завизжала Пэг. — До полуночи-то всего ничего осталось, ежели не успеешь, тогда!..
— Тогда что? — угрожающе откликнулся Роберт, тут же сбросив маску притворного равнодушия, и с силой встряхнул ведьму. — А ну, старая, давай, выкладывай!
Пэг хитро прищурилась и кивнула на обшитую кожей фляжку, стоящую на полке у очага:
— На всякие чары свое противоядие есть, и только я, одна я знаю, как его сделать, — она пренебрежительно скривилась. — Хэрн твой горазд разве что перед сервами важничать да рогами трясти, точно старый козел, а как до дела дойдет, тут от него помощи не жди...
Роберт нетерпеливо дернулся, и Пэг испуганно осеклась, но тут же продолжила:
— Возьми-ка вон ту фляжку... Да не эту, олух, ту, которая рядом... Вот-вот, правильно. Ежели до полуночи успеешь к своей Марион добраться да в лицо ей то, что во фляге налито, выплеснуть, все опять будет, как прежде, все чары развеются... Понял? Вижу, что понял. Ишь ты, ишь ты, как помчался, прям что твой олень... Эй, парень, куда ты, погоди! Да чтоб тебе лопнуть, хэрново отродье, а как же я?!
***
Роберт бесшумно проскользнул по длинной монастырской галерее, осталось лишь миновать покои аббатисы, и он будет у цели. Он вспомнил истошный крик Пэг, но только усмехнулся — завтра утром ее наверняка освободят монахини, а от того, что одну ночь посидит связанной, с нее не убудет. Он взглянул на заветную фляжку, привязанную к поясу, надеясь, что старуха сказала правду. Потому что если нет... он вернется в ее логово, и тогда плевать ему на все на свете клятвы! Но сейчас лучше даже не думать о том, что будет, если ведьма его обманула.
— Вы должны меня понять, — вдруг услышал он брюзгливый мужской голос.
Навстречу ему двигались две фигуры, едва различимые в темноте. Роберт вжался в стену, буквально распластался по ней, затаив дыхание, и возблагодарил ночную тьму — будь галерея залита лунным светом, ему бы не скрыться.
«А голос-то знакомый, никак, милейший аббат Хьюго решил почтить Хэлстоун своим присутствием? Что-то он сюда зачастил».
— У моего брата просто талант вечно попадать в неприятности, - раздраженно продолжал аббат.
«И не без нашей помощи, — удовлетворенно отметил про себя Роберт. — Но от такого ханжи, как ты, Хьюго, благодарности за это, конечно, не дождешься».
— Именно сейчас, когда решается вопрос о моем переводе в Лондон...
«Неужели ты решил нас покинуть, Хьюго? Давай-давай, а уж мы тебя проводим так, что век помнить будешь!»
— Я надеюсь, что наша давняя дружба дает мне право рассчитывать на вашу поддержку. Ведь слово такой подвижницы благочестия, какой вы по праву считаетесь...
— Не усугубляйте свои грехи столь безбожной лестью, — раздался в ответ насмешливый голос Брюниссанды. Они остановились всего в паре шагов от притаившегося Роберта, который почти перестал дышать, чтобы не выдать себя ни малейшим звуком. — И боюсь, что неприятности у вашего брата только начинаются — этот разбойник жив.
— Вы уверены? — потрясенно ахнул аббат.
— Увы, да, — последовал раздраженный ответ. — У меня есть неоспоримые доказательства.
«Увы? — удивился Роберт, но тут же мысленно одернул себя. — Хотя все правильно, не может же "подвижница благочестия" открыто радоваться спасению государственного преступника».
— Но как же быть с Марион Лифорд? Если Робин Гуд жив, она, безусловно, покинет монастырь, а значит, земли Лифорд-Грандж... — не унимался аббат.
«Кто о чем, Хьюго, а ты о своем, вернее — о чужом. И откуда в людях божьих столько стяжательства?»
— Я уже приняла меры, — прозвучал надменный голос аббатисы. — Можете мне поверить, теперь-то Марион останется в Хэлстоуне навсегда. И я очень надеюсь, — Брюниссанда презрительно усмехнулась, — что в следующий раз милорду шерифу, с Божьей помощью, все же улыбнется удача.
«Ага-а... Найдешь врага там, где думал найти друга. Так вот о ком говорил мне Хэрн!»
Роберт с силой стиснул рукоять ножа, глядя вслед удаляющимся Хьюго и Брюниссанде.
«Ах ты, сколопендра! Значит, это ты приняла меры? Двуличная тварь!»
Он был в бешенстве, но, к сожалению, ничего не мог сделать — та самая клятва связывала ему руки и оберегала от него аббатису точно так же, как и старую каргу Пэг.
Хэрн свидетель, отныне он будет куда осторожнее в клятвах.
Едва дождавшись, когда шаги и голоса стихнут — надо было спешить, сколько времени потеряно! — Роберт свернул за угол и тут же столкнулся с пожилой монахиней. Проклятие, да что ж так не везет!
— Кто здесь? — испуганно воскликнула та, поднимая выше свечу, которую держала в руке, и Роберт узнал сестру Марту.
Она настороженно оглядела его с ног до головы и строго спросила:
— Ты пришел за ней?
Роберт кивнул, лихорадочно соображая, что он же делать, если почтенная сестрица сейчас поднимет крик, и сюда сбежится весь монастырь. Хэрн, помоги, ну не драться с ней, право слово! Может, ударить по голове и связать? Это же не будет считаться «вредом»?
Но Марта неожиданно отошла в сторону и решительно заявила:
— Иди!
И озабоченно покачала головой в ответ на его изумленный взгляд:
— Забери ее отсюда поскорей, бедная девочка сама не своя. Нечестивые дела творятся в святой обители, ох, нечестивые...
Повторять еще раз не потребовалось — Роберт уже толкнул тяжелую дверь кельи.
***
У распятия теплились свечи, Марион тихо шептала слова молитвы, почти не понимая их смысла. Весь долгий прошедший день она силилась вспомнить что-то очень, очень важное, но никак не могла. И сейчас неясная тревога прогнала сон. Что же все-таки она должна вспомнить? Что... или кого?
Скрипнула дверь, Марион обернулась, и у ворвавшегося в келью Роберта защемило сердце — она выглядела напуганной и беззащитной, словно потерявшийся в лесу ребенок. И ведь она никогда ничего не боялась, даже при их первой встрече в Хантингтоне! Казалось, что с той поры минула уже целая вечность. В тот день Марион была печальна, подавлена, но не сломлена, в ней не было страха, и тогда же он почувствовал, что в этой девушке горит особый огонь. Именно этот огонь привлек его, именно он влечет его до сих пор... Неужели это пламя погасло? Будь прокляты Брюниссанда и Пэг!
— Зачем ты пришел? — прошептали ее губы.
«Только не уходи!» — отчаянно умоляли ее глаза.
— Нам нельзя больше видеться...
«Мне так плохо, помоги!»
— Я не могу быть твоей...
«Спаси же меня, спаси! Забери меня отсюда!»
Роберт сделал еще один шаг, и лицо Марион исказилось, как от боли.
— Уходи! — простонала она, точно одно его присутствие уже было для нее невыносимой пыткой, и этот мучительный стон напомнил ему, зачем он здесь. Надо спешить!
Лихорадочно сорвав с пояса фляжку, полученную от старой Пэг, Роберт плеснул Марион в лицо прозрачную жидкость. Она вскрикнула, будто на нее попала кипящая смола, закрыла лицо руками, а потом медленно, как во сне, провела ладонями по щекам. И Роберту показалось, что она стирает какую-то уродливую маску, под которой скрывалась та, настоящая Марион, что была ему дороже жизни.
На монастырской колокольне глухо ударил колокол — полночь.
— Что со мной?— прошептала Марион, недоуменно озираясь, и Роберт медленно выдохнул сквозь зубы. Он все-таки успел — колдовское наваждение исчезло. Его Марион вернулась.
— Теперь все будет хорошо, — торопливо заговорил он, бросаясь к ней, — не бойся!
— Роберт!
Глаза Марион вспыхнули от счастья, но тут же на лицо набежала мрачная тень:
— Какой ужасный сон мне приснился... Как будто ты ушел, и я осталась здесь совсем одна.
— Не думай об этом, — повторял он, прижимая ее холодные пальцы к своим губам и согревая их дыханием. — Это было просто наваждение, это пройдет! Нам пора идти.
Марион не сводила с него сияющего взгляда.
— Как же долго тебя не было. Да, пойдем, пойдем!
В дверях появился темный силуэт — в келью, настороженно оглядываясь, проскользнула сестра Марта. Но увидев сияющее лицо девушки, она облегченно выдохнула:
— Да благословит тебя Пресвятая Дева, дитя мое! Будь же счастлива.
Марион лишь склонила голову на плечо Роберта — вот оно, ее счастье!
***
Яркий свет костров прогнал ночную тьму с лесной поляны, и на их фоне маленький круглый Тук выглядел важным, точно сам архиепископ Кентерберийский:
— Если кто-либо из присутствующих здесь может указать причину, по которой Роберту Хантингтону и Марион из Лифорда не должно сочетаться в священном браке, пусть скажет сейчас, или же, отныне и навеки, хранит молчание!
Торжественную тишину леса нарушал лишь треск факелов в руках притихших гостей.
— Властью, данной мне Богом, объявляю вас мужем и женой!
И ночная тишина взорвалась ликующими криками, казалось, сам Шервудский лес загомонил на сотни радостных голосов, спеша поздравить новобрачных.
Марион тихо повторила:
— Любить друг друга, пока смерть не разлучит нас...
Она взглянула в лицо Роберта, и он с нежной улыбкой ответил:
— Нет! Мы будем любить друг друга вечно.
Хранитель
Название: Хранитель
Автор: WTF Robin of Sherwood 2019
Бета: WTF Robin of Sherwood 2019
Размер: мини 1610 слов
Персонажи: Эйлрик из Локсли, шериф Роберт де Рено, ОМП, ОЖП
Категория: джен
Жанр: драма
Рейтинг: PG-13
Предупреждение: преканон, смерть персонажа
Краткое содержание: восстание в Локсли, история Эйлрика
Примечание: написано по заявке с Инсайда
Он спешил. Он очень спешил, поэтому безжалостно гнал коня по раскисшей от дождя скользкой дороге — сейчас не до осторожности, до Круга Рианнон нужно добраться до заката.
Всадник то и дело резко мотал головой, но причиной был вовсе не хлеставший со всех сторон ливень — он не мог избавиться от стоящих перед глазами страшных картин, а в ушах еще звенел предсмертный крик Питера:
— Эйлрик!
От мысли, что на пороге смерти Питер считал его предателем, который трусливо сбежал, спасая себя и сына, хотелось выть, но на объяснения не было времени. Да и не объяснишь сразу, на что способна Серебряная стрела. Никто в Локсли не знал этого, кроме него, Эйлрика — Хранителя. Локсли! Ему вовек не стереть из памяти дикие крики людей, которых топтали солдатские кони, треск горящих хижин, тошнотворный запах крови. Его вновь затопил бессильный гнев — скольким же, скольким еще суждено погибнуть от норманнских мечей и копий лишь за то, что они безропотно терпят произвол сборщиков налогов, лесничих и бейлифов? Что ж, ведь когда-то сэр Ричард Лифордский назвал его бунтарем? Видит Бог, теперь он оправдает это прозвище — восстанут Эшли, Уикем, Олдберри, Уоллингтон... Поднимется вся округа, сейчас не время ждать исполнения древних пророчеств, время действовать самим!
Конечно, Эйлрик знал легенду о человеке в капюшоне, который придет в лес, встретит Хэрна-Охотника, Повелителя Деревьев, станет ему сыном, силы Света и Тьмы сделают его могучим, и враг затрепещет. Все бы хорошо, только вот легенды не говорят, когда же, наконец, это случится, а уже пора бы Хэрну подыскать себе кого-то хоть в капюшоне, хоть в шляпе, да хоть лысого с непокрытой головой!
Эйлрик стиснул зубы, пытаясь справиться с новой волной бессильной ярости, и пришпорил измученного коня. Скажи кто всего три месяца назад, что он станет вожаком бунтарей — поднял бы на смех. Ни о чем подобном он и не помышлял, законопослушный тан мирной деревни Локсли...
А ведь он всерьез подумывал оставить здешние места и податься на север, когда ушел от Ричарда Лифорда. Одно дело — верно служить знатному саксу, и совсем другое — служить знатному саксу, что отправляется за море с норманнским герцогом из проклятого рода, возомнившим себя английским королем. Эйлрик рассчитывал уехать и подороже продать свою верность на чужбине, но тут его позвали на свадьбу сына местного мельника, Мэтью.
Там он и увидел Айрин, многоюродную сестру невесты из Уоллингтона. А увидев, понял, что никуда не уйдет — ее глаза, эти зеленые омуты, его не отпустят. Она была не похожа на уроженку этих мест, высокая и гибкая, как лоза, с молочно-белой кожей и черными, как зимняя ночь, густыми волосами. И когда вскоре они сыграли свадьбу, деревенские удивлялись не столько тому, что их тан выбрал в жены первую красавицу, сколько тому, что ее отец, которого считали колдуном и побаивались, согласился на этот брак.
Жизнь у них была не то чтобы сладкой, но жаловаться не приходилось. Вскоре родился первенец, Робин, а следом — дочка, малышка Милли. Парнишка рос бедовый, любил верховодить детворой, и если случались какие проказы, можно было не сомневаться — без их Робина не обошлось. Эйлрик уже начал обучать его стрельбе из лука и премудростям охоты, радовался первым метким выстрелам сына; дочка росла милой и послушной, обещая стать со временем настоящей красавицей — в мать, но тут пришла беда.
Два года назад зима выдалась на редкость суровая, вслед за морозами явился голод, а вместе с ним — страшная лихорадка, которая выкосила треть округи. Она начиналась с кашля, выворачивающего все внутренности, потом нападал сильный жар, который длился несколько дней и сводил людей в могилу. Не помогали ни знахарские снадобья, ни молитвы. Сначала болезнь забрала Милли, потом наступил черед Айрин. Хвала небесам, Робин оказался достаточно крепким, чтобы справиться с этой напастью, и от него смерть отступила.
Сохрани тебя Бог, Робин, сынок. Что бы ни случилось, Мэтью сумеет о нем позаботиться, ведь попадись мальчишка людям шерифа, они не пощадят сына сакса-бунтаря.
Кроме прочих, лихорадка унесла тогда и жизнь его тестя Адэйра. Уже задыхаясь в предсмертной агонии, старик прохрипел:
— Эйлрик, сын мой, ты встретил нас не случайно, тебя вели силы Света и Тьмы...
Такое начало ему совсем не понравилось, он всегда старался держаться подальше от всех этих колдовских штучек тестя, а тот продолжал:
— Серебряная стрела... символ нашего духа... пока он с нами, им не победить нас ни огнем, ни железом... теперь ее Хранителем будешь ты... пока не придет человек в капюшоне...
Эйлрик наконец-то придержал взмыленного коня.
«Тебя будут вести силы Света и Тьмы...» — сказал старый Адэйр, и, видимо, эти силы ведут его сейчас сквозь дождь и бьющий в лицо ветер, вот только куда? Он надеялся, что все делает верно. От судьбы не уйти. Старик добавил тогда, что лучше бы не доводить до того, чтобы пришлось испытать силу Стрелы, но сейчас у Хранителя не было выбора...
Если бы он остался в деревне в тот проклятый день, когда туда нагрянул сборщик податей с отрядом солдат! Но тан в это время сам нарушал закон, охотясь в Шервуде на королевских оленей. А что прикажете делать — смотреть, как мрут от голода бабы и ребятишки, и это рядом с лесом, где полно дичи? Конечно, всегда есть опасность попасться этим дьяволам — лесникам, но если у тебя на плечах голова, а не дырявая корзина, и ты знаешь лес, как свои пять пальцев, то можно рискнуть. Вот он и рисковал, взяв с собой давнего приятеля Питера, молодца с острым глазом, твердой рукой и не любителя трепать языком.
И когда они с Питером радовались добыче — оленю-трехлетку, в Локсли пьяная солдатня изгалялась над людьми. Вдобавок эти твари затащили на сеновал молоденькую дочку горшечника. Тут и у святого лопнуло бы терпение. И вернувшегося в деревню Эйлрика ждали взбунтовавшиеся земляки и пять трупов людей короля. Можно было попробовать откупиться, хотя никакой Хэрн не подсказал бы, где взять на это денег, но шериф Ноттингема лорд де Фиенн потребовал не только немедленно выплатить непомерный штраф в пятьдесят марок, но и выдать зачинщиков бунта. На это Эйлрик пойти не мог, и мятеж разгорелся с новой силой, а ведь он прекрасно понимал, чем все закончится — деревянным вилам и топорам не сдюжить против мечей и арбалетов.
Но восставшим на удивление долго везло, благодаря тому самому лорду де Фиенну — возможно, он и был доблестным рыцарем, но явно выходил погулять, когда Господь раздавал норманнам мозги. Чем еще объяснить баранье упрямство, с каким он отправлял в лес отряд за отрядом средь бела дня? В лучшем случае солдаты находили только брошенные дома и возвращались ни с чем, в худшем — не возвращались вовсе. Правда, однажды де Фиенн все же проявил изобретательность, отправив их в непокорную деревню на ночь глядя. Этим он изрядно повеселил славных саксов, с легкостью перестрелявших заблудившихся солдат одного за другим.
Все изменилось, когда из Лондона на помощь шерифу прибыл королевский отряд во главе с молодым вельможей. Роберт де Рено, так звали вельможу, не погнал своих людей на убой, а сразу же предложил переговоры. Условия были весьма заманчивые — жителям Локсли прощались все прежние грехи в обмен на обещание вернуться к своим полям, исправно платить налоги и не бунтовать впредь. Тут бы им и насторожиться, но ведь договор был записан по всей форме, что казалось нерушимой порукой королевскому слову: «Король наш всемилостивейший Генрих, в лице верховного шерифа Ноттингемшира, Дербишира и Королевских лесов, дарует жителям означенного Локсли свое прощение за прежние беззакония их и повелевает впредь не чинить им никаких притеснений. Писано в Ноттингеме на день святых апостолов Петра и Павла в год от Рождества Христова 1180...»
Как он мог поверить, как мог забыть, что слово норманна не стоит даже пергамента, на котором записано! Ему казалось, что все окончилось победой, но уже через несколько дней надежды на мирную жизнь были разбиты вдребезги испуганным криком сына:
— Папа, там солдаты! Солдаты!...
Эйлрик прищурился — за серой пеленой дождя проступили каменные глыбы Круга Рианнон. Он успел. И теперь пришло время узнать, на что способна Серебряная стрела.
Он настороженно огляделся, но все было спокойно, лишь усилившийся дождь хлестал по кустам и траве. А ведь этот проклятый Богом норманн, де Рено, что-то знал. Тогда, после переговоров, он вдруг завел разговор о «местных суевериях, к которым питает слабость», и упомянул о Стреле. Эйлрик весьма правдиво сыграл деревенского простака, который слыхом ни о чем таком не слыхивал, но хорошо запомнил злой проницательный взгляд. Это не тупой рубака де Фиенн. Де Рено — страшный и беспощадный враг. Эйлрик недооценил его, но еще осталась надежда что-то исправить. Хранитель поправил висящий за спиной кожаный колчан, чувствуя тяжесть лежащей в нем Серебряной стрелы, и ступил в Круг...
Навстречу ему из-за каменного столба шагнул невысокий человек. Де Рено!
— Я ждал тебя, Эйлрик! — насмешливо крикнул он. — Ты проиграл, мятеж подавлен!
Глаза его сверкали, точно у почуявшего добычу хищника, в голосе звучало нетерпение:
— Где же она? Где Стрела? Она здесь? Она должна быть здесь, ты же — Хранитель!
Эйлрик уже не слышал его — вся ярость, весь гнев, что сжигали его с того мига, как он покинул горящую деревню, рванулись из груди, и в воздухе молнией сверкнул выхваченный из ножен клинок. Сейчас ты ответишь за все, клятвопреступник!
Равнодушно щелкнули арбалеты — вжик, вжик, вжик, — и тело Эйлрика пронзили пять стрел. Де Рено усмехнулся — неужели этот саксонский осел и вправду думал, что с ним будут благородно биться один на один? Эти саксы доверчивы и наивны, словно дети, даже смешно. Презрительная ухмылка вновь искривила его губы — он не любил детей.
Сквозь густую багрово-красную пелену дождя лежащий на мокрой траве Эйлрик вдруг различил силуэт человека. Лицо было полускрыто капюшоном, но черты показались смутно знакомыми. Из последних сил он вгляделся в лицо незнакомца и — узнал.
Де Рено медленно подошел к лежащему Эйлрику. Что ж, в каком-то смысле это было символично — поверженный сакс у ног норманнского рыцаря. Он уже заметил в колчане то, что так долго искал — отлитую из серебра стрелу с толстым древком, испещренным магическими знаками. Де Рено наклонился, чтобы взять ее, но тут губы умирающего вдруг тронула улыбка, и сердце норманна кольнуло странное предчувствие — его враг не желал уходить побежденным.
— Он придет, — услышал де Рено шепот Хранителя, — человек в капюшоне... Он придет!
Дневник Эстер де Тальмон
Название: Дневник Эстер де Тальмон
Автор: WTF Robin of Sherwood 2019
Бета: WTF Robin of Sherwood 2019
Размер: мини, 2880 слов
Персонажи: Эстер де Тальмон, Сара де Тальмон, Иешуа де Тальмон, Гай Гизборн, Робин Локсли и шервудская команда, шериф Роберт де Рено
Категория: джен
Жанр: дневник
Рейтинг: G
Краткое содержание: события «Детей Израиля» в пересказе сестры Сары де Тальмон
Мне не нравится Ноттингем. Здесь скучно, и мне совсем не с кем играть. Папа все время занят, а Самуил говорит, что ему со мной неинтересно. Конечно, ведь он уже изучает священные книги, и все твердят отцу, что за такого послушного сына ему нужно беспрестанно благодарить Бога. А по-моему, мой братец просто воображуля, вот и все.
В Ноттингеме мало наших единоверцев, не то, что в Линкольне. Мы уехали из Линкольна, когда умерла мама, а мне только-только исполнилось одиннадцать. Папа так горевал, что начал болеть, и мар Вейцман сказал, что ему обязательно нужно отвлечься. Вот поэтому мы и уехали. Здесь дела идут хорошо, и хотя папа все еще немного болеет, мар Вейцман говорит, что если вовремя принимать его настойки и не волноваться, то все пройдет, а мар Вейцман лучший лекарь, это все знают.
Саре тоже не нравится Ноттингем, ведь ее жених остался в Линкольне, но она молчит, чтобы не расстраивать папу, и я тоже не говорю, что мне скучно, ну чтобы папа не волновался. У меня здесь теперь совсем нет подруг, после того, как недавно уехала семья Мейер — они решили, что в Ноттингеме становится опасно. И ничего здесь не опасно, Сара говорит, что мы под защитой короля и королевского шерифа, а значит, бояться нечего. Правда, на улицу меня не отпускают.
***
Да будет благословен Господь, пославший мне такую хорошую сестру! Сара упросила папу, чтобы он отпустил меня погостить к нашим дальним родственникам, что живут в саксонской части Ноттингема. На целых три дня! Сара сказала папе, что я так скучаю, что могу заболеть, поэтому мне нужно развлечься. И он согласился, а потом сказал, чтобы Сара осталась там со мной, а то она тоже что-то стала задумчивая, то и дело сидит у окна и смотрит на улицу. Однажды я спросила ее, почему она такая грустная, может, увидела что-то за окном, а она вдруг рассердилась и сказала, чтобы я не подглядывала за ней, а лучше занялась делом. И ничего я не подглядывала. Но Сара все равно самая добрая, даже если иногда сердится.
Ну и гадость эти настойки, ни за что не буду больше болеть! Меня уложили в постель, когда мы с Сарой вернулись домой. Отец решил, что у меня лихорадка, потому что я была бледная, и когда он спросил, что со мной, я сказала, что болит голова. Голова и правда немножко болела, но на самом деле... на самом деле у меня заболело сердце. Я не скажу папе, чтобы он не волновался. Потому что у меня оно болит не так, как у него... я даже не знаю, как сказать. Просто мы уже подходили к дому, когда на улице появился тот всадник. Может, он и до этого проезжал по нашей улице, только я раньше не замечала, а сегодня ярко светило солнце, и оно вдруг отразилось в его доспехах, отразилось так, что я зажмурилась. Я стояла почти что у него на пути, и когда он подъехал, то немного наклонился и посмотрел на меня. Господь, Бог наш, Царь вселенной, какие голубые у него глаза! Я никогда не видела никого красивее, он был прекрасен, точно... точно Иосиф! Наверно, он решил, что я дурочка, ведь я стояла, застыв, как Лоттова жена. Хорошо, что сестра оттащила меня с дороги. Он поехал дальше, а я только и смогла прошептать:
— Сара, кто это?
— Помощник шерифа, — ответила она и нахмурилась. Неужели он ей не понравился?
***
Вот почему Ада, наша служанка, вечно ябедничает? Я уже совсем выздоровела и просто стояла в дверях, даже из дома не выходила, а она раскричалась и нажаловалась Саре. И сестрица тоже хороша — как давай меня ругать! Ага, ей-то можно сидеть у окна и делать вид, что шьет, почему же мне тогда даже к двери нельзя подойти? Ну ладно, она хотя бы пообещала ничего не говорить папе. Но зато я слышала, как соседка сказала Саре, что помощник шерифа приезжает по средам на рыночную площадь, чтобы следить за сбором пошлины. Его зовут Гиб... Гитс... какие же сложные у них имена... Гизборн. Значит, это он охраняет нас от разбойников, которых так много близ Ноттингема. А завтра как раз среда.
***
Видно, Бог проклял час моего рождения, если мне так не везет. И что такого страшного, если я чуть-чуть отошла от дома, ведь до рынка совсем недалеко. А все моя противная сестра — надо же было ей увидеть меня на площади. Она потащила меня домой и всю дорогу зудела, точно оса, а когда я спросила ее, что она сама делала на рынке, ведь Ада еще утром купила все, что нужно, разозлилась еще больше и отправила меня на кухню помогать служанке. И вовсе не нарочно я опрокинула тот кувшин с маслом, а если и нарочно, можно подумать, что этот кувшин у нас последний, точно у вдовы сарептской! Но Сара разверещалась как сойка и пожаловалась папе, а ведь ему нельзя волноваться. Папа видел, что я вот-вот заплачу, и не стал меня ругать, только сказал, что если я исправлюсь и буду вести себя хорошо, то смогу попросить у него, что захочу. Ничего мне не надо, почему они обращаются со мной, точно с младенцем, я ведь уже почти взрослая!
Потом я спряталась в чулане и уже там наревелась. Но плакала я вовсе не из-за этой вредины, моей сестры, а потому, что она так быстро увела меня с рынка, куда как раз приехал помощник шерифа. Все называли его сэр Гай. Какое красивое у него имя — Гай... И сам он красивее всех в Ноттингеме. Да и вообще красивее всех! Я тогда притаилась за углом лавки мясника, где меня никто не замечал, смотрела на него и не могла насмотреться. У меня так разболелась грудь, что я едва могла вздохнуть, а сердце билось сильно-сильно, и я молила Бога, чтобы сэр Гай взглянул на меня хоть раз... Но если бы он и в самом деле посмотрел в мою сторону, я бы, наверное, умерла...
И тут на рынке появилась Сара, ну как назло. Теперь меня ни за что не выпустят из дома, и я не смогу больше его увидеть. Во имя Господа, Бога Израиля, как же мне быть? Господь, Бог наш, Царь вселенной, который освятил нас заповедями Своими, прими вопль наш и услышь наш крик, о ведающий тайное! Сжалься же, Господь, Бог наш, над Израилем, народом твоим, и над Иерусалимом, городом твоим, и над... Ой, ведь папа говорил, что хочет пойти в замок и узнать, когда вернется шериф.
Сара спросила его:
«Разве шериф в отъезде?»
И папа ответил:
«Да, он оставил вместо себя этого долговязого солдафона».
Какая же я глупая, что не сообразила сразу, про кого он говорил. Значит, если я буду послушной, то смогу попросить, о чем захочу?
***
Я ненавижу ее, ненавижу! Она все испортила! Всю неделю я была кроткой, как агнец — я помогала Аде, я не отвлекала отца, я не дерзила Саре — и папа сказал, что он очень мной доволен, а я попросила его взять меня в замок. Ой, как он удивился, но ведь он обещал, и в замке, наверное, очень красиво, а я никогда там не была, и он же обещал, папочка, ну пожалуйста!
Он уже готов был согласиться, я это видела, но тут влезла Сара:
— Что за странные у тебя фантазии, Эстер! Тебе нечего там делать, лучше мы завтра пойдем с тобой в ювелирную лавку, и ты выберешь себе красивый браслет или серьги, какие пожелаешь.
Да не нужны мне эти побрякушки, пусть сама выпрашивает их у своего толстого, точно пивная бочка, старого жениха!
Я умоляюще посмотрела на папу, но он только ласково погладил меня по голове и сказал:
— Твоя сестра права, Эстер, маленьким девочкам нечего делать в Ноттингемском замке.
Но я уже не маленькая, мне почти двенадцать лет! А моя противная сестрица принарядилась и отправилась в замок вместе с отцом; всегда изображает из себя первую красавицу, будто она — сама царица Савская, а ведь даже ее жених Аарон сказал, что когда я вырасту, то буду красивее, чем она.
Я прождала их целый день, думала, что когда отец вернется, то хотя бы расскажет, как его встретил помощник шерифа, то есть, шериф, а тут опять Сара:
— Бегите, дети, папа очень устал.
Ненавижу ее!
***
Вот уже два дня прошло с тех пор, как папа ходил в замок. У него хорошее настроение, и Сара тоже повеселела, все время улыбается и даже что-то напевает себе под нос. Ну и пусть! А я сейчас спряталась на заднем дворе, и сестрица может звать меня, пока ей не надоест, я все равно не откликнусь.
— Девочка!
Передо мной стоял высокий человек, лицо его было скрыто капюшоном, но голос... Голос показался мне знакомым.
— Девочка, ты из этого дома?
Я кивнула, а он сунул мне в руку какую-то бумагу и торопливо пробормотал:
— Передай это Саре де Тальмон, передай прямо сейчас...
И тут же ушел.
Но я узнала его, этот голос я слышала тогда на рыночной площади, это был он, он — сэр Гай! Как сильно колотится сердце, сейчас посмотрю, что он мне дал, вот только переведу дух. Тут что-то написано, но я не умею читать по-английски. Что он ей написал? Не буду я ничего передавать, не буду! Или лучше отдам записку папе, да, так и сделаю, и поглядим, что тогда запоет моя противная сестра.
Я побежала в дом, где отец сидел за книгами, но Сара тут как тут:
— Что это у тебя, Эстер? Покажи! Кто это тебе дал?
Я сказала, что не знаю человека, который это принес, а Сара, прочитав, что там написано, побледнела и сказала папе:
— Я тебя предупреждала.
И потом началась такая суматоха! Я поняла только, что нам надо уходить прямо сейчас и нужно добраться в Линкольн, в дом дяди. Мне страшно, ой как мне страшно, и на улице кто-то кричит, но я не буду плакать, ведь я уже не ребенок. Господь не покинет свой народ ради имени Своего великого, да будет угодно Тебе, Бог отцов наших, возвратить сынов Израиля в жилища их, и спасти нас от всякого врага и от подстерегающего нас в пути, услышь моления наши, ибо Ты Бог, внемлющий молитве и мольбе!
***
Мы снова живем в Линкольне, прошла уже неделя после свадьбы моей сестры и почти три месяца, как мы бежали из Ноттингема. Сейчас мы в безопасности, и папе гораздо лучше, а ведь нам грозила большая беда, теперь-то я все понимаю. Мы тогда едва-едва успели покинуть город, и когда оказались в лесу, папа и Сара немного успокоились. Сначала все было хорошо, но потом нам встретился какой-то человек, с виду совсем не страшный, который оказался разбойником. Сара отдала ему кошелек, и он ушел. А папа сказал, что лучше бы шериф занимался своими прямыми обязанностями, вместо того, чтобы притеснять бедных евреев, ведь окрестности города кишат бандитами, как собачья шкура блохами. Мы решили немного отдохнуть, чтобы папе стало легче, но тут услышали конский топот, и на поляну, где мы остановились, выехали всадники. Отец и Сара страшно перепугались, а я не испугалась ничуточки — это был сэр Гай со своими людьми.
Я хотела сказать папе, чтобы он не боялся, ведь это Гизборн всех нас спас, но не успела, сэр Гай уже подъехал к нам:
— Так-так, далеко ли собрался, де Тальмон?
Он был точно Иисус Навин во главе войска!
Папа испуганно прижал к себе меня и Самуила и стал просить отпустить нас, но сэр Гай лишь небрежно махнул рукой в ответ:
— Замолчи, старик, я хочу поговорить с твоей дочерью.
Поговорить со мной?! Неужели правда, ой-ой... Глупая курица, ему нужна была Сара. Сэр Гай отошел с ней в сторону, а мы остались под охраной его людей.
Только охрана больше интересовалась не нами, а содержимым наших дорожных мешков, и папа тихонько шепнул мне:
— Эстер, дитя мое, постарайся узнать, о чем они говорят.
Я подкралась поближе и прислушалась. О Бог Авраама, и Бог Исаака, и Бог Иакова, лучше бы ушам моим никогда этого не слышать — он уговаривал мою сестру выйти за него замуж! Господь, Царь вселенной, ты не допустишь этого, ведь она, конечно, согласится, надо быть безмозглой ослицей, чтобы отказаться... Она отказалась! Ой, что она наговорила ему — все-таки сестра у меня смелая, хоть и круглая дура.
Только сэр Гай даже слушать не стал, а просто посадил Сару на коня и сказал папе:
— Она будет моей.
И они уехали. Папа кинулся за ними, а мы с братом остались одни. Совсем одни в лесу, где полно разбойников и волков. Надо успокоить братишку, он же еще маленький, ему всего восемь лет, а я уже почти взрослая. Мы подождем папу здесь, не бойся!
А если он не вернется? Я ничего не скажу Самуилу, но что нам делать, если папа не придет? Хорошо, что здесь есть какая-то дорога, мы не заблудимся, пойдем по этой дороге, обязательно кого-нибудь встретим и попросим помочь добраться до Линкольна. У нас есть ослик, в мешке остались лепешки и немного денег, значит, мы не умрем от голода. Я посажу брата верхом, он же младший, а сама пойду пешком, и мы обязательно дойдем до дяди...
— Эстер, — я задумалась, а Самуил дергает меня за руку, — Эстер, сюда кто-то идет.
Помилуй нас, Господь, это могут быть солдаты, а могут быть и разбойники, но нам лучше не попадаться на глаза ни тем, ни другим...
...А я-то думала, что истории про веселых стрелков, что живут в Шервудском лесу, это сказки. Ничего не сказки, и хотя один из них был огромный и лохматый, точно Голиаф, зато остальные совсем не страшные. Среди них была даже девушка, такая ласковая, и христианский ребе из тех, кого называют «монах».
А самый главный, Король Шервуда, очень красивый, он спросил нас, как мы очутились в лесу, и где наш папа, и кто увез Сару, а потом сказал:
— Мы отправляемся на охоту.
С нами остались только ребе-монах и девушка, а остальные ушли. Я спросила у нее, неужели это тот самый Робин Гуд?
Она улыбнулась и ответила:
— Да, это он, и вам нечего бояться.
Робин Гуд, настоящий Робин Гуд! И тут я вспомнила, что Гай... сэр Гай — его враг, а ведь я только что рассказала, где его найти. Что я наделала, теперь он погибнет, погибнет из-за меня! Пусть Всевышний покарает меня в Судный день, пусть горит огнем место, где ступит нога моя! Я зарыдала, бросилась к девушке и стала умолять ее не убивать сэра Гая, ведь Саре он не сделал ничего плохого и спас всю нашу семью, а она, видимо, решила, что я обезумела.
Монах тоже очень удивился и спросил:
— Что это стряслось с девочкой, Цветочек? Мне показалось, она боится за Гизборна?
— Ну что ты, Тук, — укоризненно ответила девушка, — она просто испугана и не очень хорошо знает по-английски.
Они ничего не поняли, ничего. Пусть христианский Бог защитит и спасет его, даже если он хочет жениться на Саре! Хотя если они поженятся... я же смогу навещать свою сестру? И кто знает, если она вдруг умрет... сохрани нас от этого Господь, великий в своем милосердии, но такое может случиться, а ему нравятся еврейки, то почему бы... Ведь скоро я стану совсем взрослой...
Благословен Господь, избавитель Израиля — вернулся наш папа! Его привел тот огромный разбойник, похожий на Голиафа. Папа сказал, что Гизборна пока не догнали, и я подумала, что может быть, его и не смогут догнать. Но не успели мы успокоиться, как появились солдаты, а с ними важный маленький человек в смешном шлеме. Солдаты нацелили на нас арбалеты, а важный человек сказал, что тоже охотится за Гизборном. Почему они все такие злые?
Человек в смешном шлеме оказался шерифом. Какой странный в Англии король, разве можно назначать шерифом такого глупца, ведь папа сказал ему, что нельзя открывать священную книгу, а он не послушался. Я впервые видела, как сходят с ума — это было совсем не страшно и даже немножко смешно. Но солдаты почему-то перепугались, половина из них разбежалась, а с остальными справились подоспевшие разбойники.
***
Их не зря зовут «веселыми» — пока мы у них гостили, они и правда много шутили и смеялись, и даже человек, который сначала отобрал у Сары кошелек, оказался на самом деле хорошим, учил Самуила стрелять из лука и мне дал попробовать стрельнуть, только у меня ничего не получилось, да еще тетива больно ударила по пальцам. Но самым веселым был тот большой разбойник со странным именем Малютка Джон, он катал моего братишку на плечах и так смешно передразнивал шерифа.
Тогда, на поляне, когда Робин Гуд отпустил пленников по просьбе папы, и шериф подошел к своему коню, Малютка Джон вдруг положил ему на плечо свою лапищу, от чего тот испуганно пригнулся, и пробасил:
— Не хочешь поменять коня, а, шериф? Тебе больше подойдет другая скотина!
Под хохот остальных он легко снял с нашего осла вьюки и перебросил их на спину шерифской лошади, а шерифа подтолкнул к ослу. Маленький шериф только злобно окрысился на радость остальным веселым стрелкам, но ничего не сказал.
— За такого славного скакуна одного будет маловато, — со смехом сказал разбойник, которого мы встретили первым, — надо бы добавить еще!
И он пошел к вороному коню Гизборна. Но только он протянул руку к поводьям... Сэр Гай был безоружен, но его синие глаза полыхнули таким огнем, что разбойник отшатнулся и схватился за меч, а у меня замерло сердце. И смех на поляне сразу затих.
— Уилл, — крикнул Король Шервуда, — Уилл, оставь его!
Долгий миг разбойник и рыцарь сверлили друг друга взглядами, но вот тот, которого назвали Уиллом, что-то буркнул себе под нос, сплюнул и отвел глаза. А сэр Гай презрительно усмехнулся.
Шерифа посадили на осла задом наперед и проводили под свист и улюлюканье всей веселой шайки. Следом ехал Гай... сэр Гай. Теперь никто не смеялся, только Уилл процедил сквозь зубы:
— Не вздумай попасться мне еще раз, Гизборн!
Гай не смотрел вокруг и не видел, каким взглядом его провожала Сара. Как я могла называть своей сестрой эту ядовитую змею, никогда не забуду, что она потребовала его смерти! Я опять стояла почти что у него на пути, и когда он подъехал, то вновь посмотрел на меня.
Но на этот раз я не отвела взгляд. Вы ведь очень влюбчивый, сэр Гай, и вам нравятся еврейки? Ну что ж, запомните меня хорошенько. Я знаю, что мы еще встретимся...
-
-
06.11.2019 в 13:25Слушай, а как здорово ты придумала оформлять выкладку текстов! Просто супер!
Кстати, чтобы картинка красиво умещалась без скролбара, засунь ее в пейнт и в графе "изменить размер" поставь не более 580 в ширину.
-
-
06.11.2019 в 13:28И спасибо за подсказку!
-
-
06.11.2019 в 13:35Вы ведь очень влюбчивый, сэр Гай, и вам нравятся еврейки? Ну что ж, запомните меня хорошенько. Я знаю, что мы еще встретимся...
просто ору!
-
-
06.11.2019 в 13:57спасибище тебе за "Дневник Эстер де Тальмон" Как бы я хотела оказаться на ее месте в свои двенадцать лет))
-
-
06.11.2019 в 14:34А я в этом возрасте (и в течение последующих пяти лет) изобретала машину времени, неслась в Рим и спасала Гая из рода Юлиев. Терпеть не могла физику в школе — там мне внушали, что это невозможно.
-
-
18.11.2019 в 20:21А вот это выучу наизусть! "Хьюго ведь не виноват, что родился мужчиной (следовательно, глупцом), норманном (следовательно, жадным глупцом) и отпрыском семьи де Рено (тут даже добавить нечего)"
-
-
19.11.2019 в 07:00