Незвездный десант

[Silkary]

Миди для ФБ 2019.

Название: Незвездный десант
Автор: fandom Guy Gisburne - Robert Addie 2019
Бета: fandom Guy Gisburne - Robert Addie 2019
Размер: миди, 7581 слов
Канон: Robin of Sherwood ("Робин из Шервуда")
Пейринг/Персонажи: Гай Гизборн, Роберт Хантингтон, Мэри Лифорд, Уилл Скарлет и др.
Категория: джен
Жанр: фантастика
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Гай — командир взвода космодесантников, которым приходится сражаться с враждебной планетой и не только...
Примечание/Предупреждения: космоAU; написано по внутрикомандной заявке; присутствует ненормативная лексика


— Как я понимаю, лейтенант, служба при штабе вас не устроит?

— Так точно, сэр!

Или ты думал, что я отвечу: «Да, папа»? Генерал Дэйв Хантингтон сдержанно вздохнул, как и полагалось старому вояке, пытающемуся скрыть законную гордость за молодого вояку-сына, и выдал:

— Я знал, что ты так скажешь. Моя кровь!

Еще бы. Его, тут уж не отвертишься. Экспресс-анализ ДНК — доказательство непробиваемое, как нанотубуленный бронежилет, особенно если такой анализ подтвержден углубленным исследованием биоматериала, проведенным по требованию стороны ответчика в Центральной генной лаборатории космического флота. Сам виноват, генерал.

Впрочем, я не собирался винить его в том, что двадцать с лишним лет назад молодой капитан-десантник, волею случая попавший в забытый всеми богами галактики гарнизон, провел время в свое удовольствие. На его месте я поступил бы точно так же. Моя маман и сейчас выглядит очень даже ничего, а тогда, судя по файлам, которые она бережно хранит в своем давно устаревшем гибком планшете, была просто отпад. Так что удивляться нечему.

И вина Дэвида Хантингтона заключалась лишь в том, что из симпатичного капитана его угораздило превратиться в генерал-лейтенанта космофлота и начальника Объединенных штабов северного сектора. Будь он одним из тысяч безвестных отставников с копеечной пенсией и половиной органов и конечностей, замененных дешевыми нанопротезами по программе обязательного медицинского страхования военнослужащих, я до сих пор считал бы себя сыном майора Эдмунда Гизборна, скончавшегося от ран в печально известном перевалочном госпитале на Эретее.

Но едва мне исполнилось шестнадцать, и командование флота уведомило маменьку, что я утрачиваю права на получение пенсионных выплат за умершего отца, как она тут же вспомнила о своей роковой тайне и ринулась в бой.

Генерал Хантингтон отчаянно оборонялся, но с миссис Маргарет Гизборн этот номер не прошел, и после ознакомления с результатами всех возможных анализов он был вынужден подписать полную и безоговорочную капитуляцию.

Не знаю, о чем они там с матерью договорились, официально я продолжал именоваться Гаем Гизборном, но какое-то участие в моей судьбе новоявленный папаша точно принимал. Не зря же сразу после окончания базовой школы мое имя оказалось в списках зачисленных в Командно-десантное училище флота. Четыре года обучения (на полном бюджетном обеспечении), диплом с отличием, растроганные слезы матушки на выпускном параде, нашивки младшего лейтенанта и… распределение в центр переподготовки личного состава на родной планете.

Преподавателем-инструктором в замшелую контору, куда отправляли старперов предпенсионного возраста, прежде чем выпнуть их на гражданку. Спасибо, мам, ты постаралась! Непыльное местечко, где можно спокойно просидеть всю жизнь, ничем не рискуя — мечта, а не служба. Твою ж мать! В прямом смысле.

Два года нуднейшей тягомотины, десять рапортов о переводе (или их было двенадцать? Какая разница, один хрен они оставались без ответа.), присвоение очередного звания и неожиданный вызов в окружной штаб, где все почему-то носились, точно им ракетного топлива под хвост плеснули. Причина яростной движухи оказалась проста — в округ с инспекцией прибыл генерал Дейв Хантингтон.

Разговор у нас с ним получился короткий, а его итогом стала резолюция, наложенная на моем очередном рапорте: «Удовлетворить переводом в 3-ю отдельную бригаду десантно-космических сил».

Планета Готор (класс «F»), штаб 1-го батальона 3-й отдельной бригады десантно-космических сил

— Как я понимаю, лейтенант, служба при штабе вас не устроит?

— Так точно, сэр!

Подполковник де Рено смерил меня недовольным взглядом с головы до ног и обратно. И еще раз — сверху вниз, снизу вверх. Как будто от этого во мне рост прибудет или убавится. Ха, так и останутся все мои 6 футов 2 дюйма, как указано в анкете, что висит сейчас на вашем мультифайле, сэр. В десант задохликов не берут, не в обиду вам будет сказано, сэр.

— Я буду с вами откровенен, лейтенант Гизборн, — подполковник махнул рукой, и дисплей с моим личным делом погас, — я недоволен вашим назначением. И вы лично тут ни при чем, просто мне был нужен отмороженный головорез, а прислали очередного молокососа. Не возражайте, — прервал он мою попытку возмущенно вякнуть, — вы и представления не имеете, с чем и с кем вам придется иметь дело. Впрочем, я вас охотно просвещу.

Подполковник вновь махнул рукой, милостиво разрешая мне присесть, и продолжил:

— Вы, очевидно, знаете, почему планеты класса «F» так привлекательны для горнодобывающих и металлургических компаний. Это молодые геологически активные миры с поверхностью, богатой химическими элементами, и за возможность получить права на разработку таких месторождений корпорации готовы вцепиться друг другу в глотки. Готору особенно повезло — здесь нашли самые богатые залежи иридиевых руд с высоким содержанием осмия. Результатом стало строительство на планете завода по производству осмия 187, одного из самых востребованных и дорогих изотопов. Но металлургическая корпорация, сумевшая получить на это лицензию, абсолютно не собиралась увеличивать свои издержки, устанавливая современное защитное оборудование. Вы в курсе, чем грозит контакт с парами осмия, Гизборн?

Я был в курсе. При единичном контакте — слезоточивость, спазмы в бронхах и металлический привкус во рту. При продолжительном — слепота, нарушение работы почек и нервной системы, почернение кожи и отмирание тканей. Дальше можно не продолжать.

— Поэтому рядом с заводом была выстроена тюрьма особого режима, и в цехах стали использовать труд ее заключенных, — де Рено многозначительно помолчал, точно предлагая мне оценить находчивость владельцев той чертовой корпорации.

— Понятно, что те, кого сюда присылали, не были нежными фиалками. Ссылкой на Готор заменяли смертную казнь или пожизненное заключение, и еще неизвестно, что было лучше, — подполковник иронично хмыкнул.

— Неудивительно, что, несмотря на драконовские меры безопасности, постоянно повторялись попытки к бегству, случаи саботажа и прочие прелести, иногда даже заканчивавшиеся успехом. Вдобавок здесь стали появляться банды, промышляющие контрабандной добычей руды и нападавшие на конвои с грузом, ведь, как я сказал, цена у осмия 187 баснословная, а на черном рынке она просто зашкаливает. Черные копатели, пираты, контрабандисты — называйте их как хотите, сути это не меняет. Банды тут же начали конкурировать между собой. Служба безопасности компании не могла справиться с ними при всем желании, и после грандиозного бунта заключенных, закончившегося резней и массовым побегом, на Готоре начался сущий ад. Все воевали против всех — против конкурентов, против службы безопасности, против контрабандистов, которые тоже мочили всех без разбора.

В итоге Центральное Правительство наконец спохватилось, — на лице подполковника де Рено отразилось чистейшее, ничем не замутненное презрение, — и начало действовать. Рудники и завод перешли под контроль Министерства недр и природных ресурсов, а наводить порядок на Готоре пришла армия.

— Но оставим лирику, — де Рено коснулся сенсора, и перед ним появилась объемная голограмма, изображающая то, что в училище называли «сильно пересеченной гористой местностью» — скалы, каньоны, обрывы, по которым хрен пройдет хоть какая техника.

Кивнув на этот малопривлекательный пейзаж, подполковник продолжил:

— Зоной вашей ответственности будет пятый сектор. А вашей задачей будет обеспечение безопасности в пределах этого сектора и отражение любых попыток прорыва в сектор номер два, где, собственно, и расположен горно-обогатительный завод. Как видите, ничего героического. На Готоре мы держим под контролем несколько баз в стратегически важных районах и пути коммуникаций между этими базами. Все. Большего при существующем уровне поддержки и снабжения требовать от нас не вправе никто, но требуют, и еще как.

Де Рено сердито покосился на меня, будто это я что-то там с него требовал.

— И если вы думаете, что кого-то интересует, каким образом вы умудряетесь выполнять приказы, то действительность вскоре избавит вас от подобных иллюзий. Наши интенданты считают своим святым долгом экономить на всем — пайках, топливе и даже на смертных медальонах, так что советую вам свой поберечь. Вы получите под свое командование второй взвод, три четверти личного состава которого — бывшие штрафники, оставшаяся четверть ничем не лучше.

Скажу вам больше, лейтенант. Вся та мразь, что когда-то на этой планете упоенно молотила друг друга, сумела объединиться между собой, и нам противостоит настоящая криминальная армия, прекрасно организованная и экипированная. От нас и наших подчиненных они отличаются лишь тем, что не носят нашивки космофлота на рукаве и избавлены от необходимости составлять идиотские отчеты, которые все равно никто не читает.

Видимо, моя физиономия чересчур вытянулась от удивления, потому что подполковник вновь иронично хмыкнул:

— Одним из немногих, если не единственным преимуществом службы в этой заднице галактики, Гизборн, является возможность смело говорить то, что думаешь. Лично на меня в Особом отделе накопилось уже столько файлов, что пора заводить для них специальный сервер.

Он поднялся, давая мне понять, что разговор подходит к концу, и я, естественно, тоже подскочил, вытянувшись в струнку, как и полагается младшему по званию.

— Итак, служба при штабе вас точно не устроит?

— Так точно, сэр!

Если меня спросят об этом еще раз, я могу стать опасен.

— Что ж, вы отказались от вполне приемлемого выхода, но я хотя бы предложил, — де Рено смотрел на меня, как на идиота. — Надеюсь, это послужит мне утешением, когда я увижу ваше имя в списке безвозвратных потерь. К сожалению, самый разумный выход — сесть на ближайший транспорт и умотать отсюда ко всем чертям — я предложить вам не могу. Можете быть свободны.

***


Бронетранспорт натужно взревел всем своим изношенным нутром, резко дернувшись на очередном подъеме, и сила ускорения, в полном согласии с законами физики, впечатала меня в переборку. Черт, кажется, я задремал. Ладно, ничего страшного. Сегодняшний рейд не обещал никаких неприятных сюрпризов — всего лишь выдвинемся в четвертый сектор, заберем прибывший груз и обратно. Рутина. Вообще-то в нашем секторе тоже имеется посадочная площадка, а пилотируемый транспортник полагается каждому взводу, но между «полагается» и «есть на самом деле» огромная разница в армии вообще, и на Готоре в частности. Поэтому мы ползем в зону ответственности первого взвода силами одного бронетранспорта с прицепом.

В его тесном нутре кроме меня сейчас находятся шесть из пятнадцати отморозков, именуемых вторым взводом первого батальона третьей отдельной бригады. Трое из них дремлют, как только что дремал я, двое лениво переговариваются, один ведет машину.

Напротив меня клюет носом капрал Уильям Скэтлок. Правда, он наверняка забыл, когда в последний раз его называли по имени. Во втором взводе принято называть друг друга по позывным, но право на позывной надо еще заслужить. Я, например, не заслужил, поэтому я для всех — просто лейтенант, когда особенно достану — «этот гребаный Гизборн».

А капрала зовут Скарлет. Для нескольких особо приближенных персон — Уилл Скарлет. Три года дисбата за тройное убийство и сопротивление при аресте. Вообще-то за такое ставят к стенке, но те, с кем разобрался Скарлет, были дезертирами и насильниками в розыске. Он случайно застал их на месте очередного преступления и решил не дожидаться подкрепления. Скарлет прекрасно справился сам и был уверен, что не совершил ничего противозаконного. На этой почве у него и возникли некоторые разногласия с прибывшим нарядом военной полиции, стоившие ему лишних полгода в дисбате.

Для Скарлета весь мир делится на две неравные части: на одной находится второй взвод (и частично первый), на другой — все остальные. На остальных ему глубоко похеру, но за свой взвод он порвет любого, невзирая на субординацию. С его точки зрения, второй взвод всегда прав, и все, что мы делаем, не может быть неправильным по определению. Он не станет обсуждать, делать или нет, он станет обсуждать, как делать. Вернее, обязательно станет это обсуждать. Тут главное — дать ему проораться в свое удовольствие, потому что выражения «упрям, как Скарлет» или «орет, как Скарлет» давно стали в батальоне нарицательными.

Считается, что он мой заместитель и правая рука. У него на этот счет свое мнение, но дисциплину в подразделении он поддерживает железную. Опять же, с его точки зрения, которая вряд ли совпадает с точкой зрения того же подполковника де Рено. Только Скарлету на начальство абсолютно похуй. Хотя он никогда не ругается матом — он действительно на нем разговаривает. В центре переподготовки у нас был один похожий на Скэтлока каптер — виртуоз художественного слова, но тот загибал выражения исключительно из любви к искусству, а капралу на подобные эстетические изыски поебать, просто без матерных вставок слова у него никак не хотят складываться в более-менее осмысленные предложения.

Рядом с ним похрапывает огнеметчик Джон Хатерсейдж, Малыш. А как еще могли назвать амбала 6 футов 7 дюймов роста? Он один из немногих, кто может называть Скарлета Уиллом.

Сначала я думал, что свои два года дисбата младший капрал Хатерсейдж получил за какие-нибудь тяжкие телесные по неосторожности — махнул неудачно рукой и сделал инвалидами парочку гражданских. И когда прочитал в его личном деле: «контрабанда в особо крупных размерах группой лиц по предварительному сговору», то невольно употребил несколько цветистых выражений капрала Скэтлока. Малыш казался мне слишком незамысловатым для такого серьезного дела, как контрабанда. Но все оказалось просто: четыре года назад у Джона серьезно заболела мать, а страховка не покрывала и половины стоимости лечения. Вот он и решил подзаработать.

Лично мне кажется, что Малыш тогда так и не понял до конца, во что ввязался, а вину во время следствия признал лишь потому, что стыдился того, что его использовали вслепую, как последнего лоха. Военный прокурор просил для него больший срок, но помогли отличные характеристики с прежнего места службы. Похоже, он знает кое-кого «с той стороны», имеет к ним личный счет, и я им от души не завидую. В отличие от большинства из нас, у Малыша срочный контракт, который истекает уже через год, и продлевать его он не собирается, потому что на гражданке его ждет невеста.

К моему плечу привалился рядовой Мэт Миллер — Мач. Он самый молодой во взводе и единственный местный, родившийся и выросший на Готоре. И потерявший здесь всю свою семью, погибшую во время криминальных разборок. Ребята иногда подшучивают над ним, но берегут как зеницу ока, потому как лучшего связиста вы не найдете на всех окрестных планетах. По меткому выражению Скарлета, Мач, мать его, выйдет в эфир с помощью зубочистки, пьезозажигалки и резинки от использованного гандона. Я же уверен, что в этом случае он прекрасно справится и без зубочистки.

Сейчас Мач лениво перебрасывается словами с нашим капелланом. Энтони Старковски, Тук. Пухлощекий толстячок с хитрым взглядом, похожий на позднего ребенка матери-одиночки, которого с рождения не кормили ничем, кроме конфет. Меньше всего такого пончика ожидаешь увидеть в десанте.

После окончания духовной академии и курсов военных капелланов брат Энтони выразил желание наставлять на путь истинный заблудшие души и служить в пенитенциарной системе. Он был направлен в одну из тюрем общего режима, но вскоре стал проявлять излишний интерес к некоторым финансовым операциям администрации. И когда из уст Старковски прозвучали совсем уж неприличные слова: «разворовывание средств» и «незаконное использование труда заключенных», ретивого капеллана быстро сплавили на Готор. Еще легко отделался, я считаю.

Второму взводу же остается только благодарить за это Бога, ибо Тук — наша нянька, повар и лекарь. И секретарь, и казначей. Но не приведи Боже вам встретиться с ним в рукопашной. Потом он, возможно, прочтет над вашим телом молитву и отпустит вам грехи. Посмертно.

Никогда не могу сказать точно, спит он или только прикидывается. Это я о нашем снайпере, унтер-офицере Малике Ватхаби, позывной — Назир, а еще чаще — Наз. За те полгода, что я типа командую вторым взводом, я не услышал от него и двух десятков слов, и понятия не имею, чем он занимался до того, как попал в десант. В его личном деле указано лишь одно — доброволец. Наверняка Скарлет и Малыш знают больше, но меня в подробности посвящать не торопятся.

Назир — без дураков лучший следопыт и снайпер на весь ближайший сектор галактики. Он может обнаружить замаскированную в скалах базу противника лучше любых сканеров. Хрен знает, как он это делает, но это так. Он никогда не станет орать дурниной, как обожает делать Скарлет, но авторитет у него непререкаемый.

И, наконец, механик-водитель сержант Эдвард Уикем — наш Старик. Только благодаря ему техника еще может двигаться по тем то-ямам-то-канавам, которые на Готоре пышно именуются «стратегическими направлениями». Назвать это безобразие дорогами не поворачивается язык даже у штабистов.

Курсант Мэтью Уикем сейчас заканчивает Высшую пилотажную школу космофлота, и чтобы сохранить сыну право на льготное обучение, Старик водит бронетранспорты на бессрочном контракте. Он не упустит возможности поворчать, но, честно говоря, я уже потерял счет тому, сколько раз мехвод спасал наши задницы, вывозя всех из-под обстрела.

Транспорт угрожающе рыкнул, дернулся напоследок и облегченно заглох. Мы прибыли.

***


Устроившись у окна грузового модуля, я наблюдал, как заходит на посадку военно-транспортный S-145. До первого сектора, где у нас находятся штаб, госпиталь, база снабжения и космопорт, добраться можно только по воздуху, и возвращение оттуда старенькой «эски» — всегда событие. Ведь привезут не только продовольствие, топливо и боекомплект, но и свежие сплетни, обсуждать которые мы будем до следующего рейса. А вот когда он состоится, хрен его знает — на Готоре начинается сезон песчаных бурь.

«Эска» приземлялась так плавно и изящно, что сомневаться не приходилось — за штурвалом была пилот второго класса Мэри Лифорд. Здешние ребята не склонны к сантиментам, но младшего лейтенанта Лифорд они за глаза называют «нашим ангелом». Только не я — мы с Мэри как-то сразу друг друга невзлюбили. Хвала судьбе и подполковнику де Рено, что меня назначили во второй взвод. Сейчас она временно замещает должность командира первого взвода, пока не пришлют кого-нибудь взамен прежнего, выбывшего по ранению. Уже восьмого по счету за два года. Кого бы им ни прислали, первый взвод все равно будет считать своим командиром эту рыжую стерву. И надо отдать ей должное — она умеет держать их в руках, мне бы такую дисциплину. Почти весь личный состав подтянулся к посадочной площадке, чтобы встретить своего командира.

Два года назад этим взводом командовал ее муж, лейтенант Робин Локсли. В один далеко не прекрасный день они выдвинулись на разведку в сектор, считавшийся до этого безопасным, и нарвались на засаду. Едва приземлившись, взвод попал в дикую мясорубку, и в первые же минуты боя потерял половину своего состава. Локсли приказал всем уходить, а сам остался прикрывать их отход. Говорят, Мэри не хотела улетать, но в реанимационных капсулах транспортника корчились от боли раненые, и она была единственной, кто мог их спасти. Поэтому они улетели, а он остался. Остался там навсегда.

Мне рассказал об этом Мач, когда напился вдрызг, уж не помню, по какому поводу. Он был одним из тех, кто спасся на том транспортнике. Когда он вышел из госпиталя, то попросил перевести его во второй взвод. Не мог себе простить, что не остался тогда со своим командиром. Хороший он парень, этот Мач, хотя и со странностями.

«Эска» зарулила в ангар грузового модуля, и началась обычная суета — деловито засновали роботы-погрузчики, Скарлет уже спорил о чем-то с интендантом, все оживленно обменивались новостями, а я, убедившись, что сосредоточенно изучающий накладные Тук прекрасно справится и без меня, с чистой совестью отправился в каптерку, узнав по дороге главную новость — прибыло пополнение, новый командир первого взвода. Ну-ну, интересно будет посмотреть на этого беднягу.

— Надо же, Гизборн, ты еще живой? Вот уж не думала увидеть тебя вновь!

Первое время меня реально напрягало, что при встрече все искренне удивляются факту продолжения моего существования. Потом понял, что это местное суеверие, а также правило хорошего тона или своеобразный этикет — называйте как хотите. Наивная попытка перехитрить смерть — будешь удивляться тому, что до сих пор жив, может быть и вправду выживешь. Теперь я и сам так делаю.

— Простите, что обманул ваши ожидания, мэм, — ответил я младшему лейтенанту Лифорд, — но воспитанный человек всегда пропустит даму вперед. Так что только после Вас.

— Гизборн, ты грубая скотина.

— Спасибо, я знаю.

Мы пожали друг другу руки.

— Я слышал, в вашем хозяйстве пополнение?

Обожаю ее злить, но на этот раз ничего не вышло — Мэри лишь равнодушно пожала плечами и спокойно ответила:

— Это ненадолго. Я даже не хочу запоминать его имени, потому что такие здесь не задерживаются. Сам увидишь.

Она небрежно кивнула на вход в каптерку, где как раз появился тот самый ДажеНеХочуЗапоминатьЕгоИмени с новенькими нашивками младшего лейтенанта на рукаве.

Сам увидишь, сказала Мэри Лифорд. Я увидел, твою мать! Вернее, отец, вернее, Роберт, какого хрена ты тут делаешь?!

***



Он радостно улыбался, а я лихорадочно пытался понять, что происходит. Ведь если Роберт Хантингтон оказался на Готоре, значит с мирозданием что-то не так.

Роберт Хантингтон. Мой, как старомодно выражалась маменька, единокровный брат. Генерал познакомил нас, когда приезжал поздравить меня с поступлением в училище. С тех пор мы виделись с Робертом раза три или четыре, по таким же протокольным поводам. Он всегда улыбался и говорил, как он рад тому, что у него есть старший брат.

Я улыбался в ответ, но прекрасно понимал, что наши жизни будут вращаться по разным орбитам. Потому что он носил фамилию Хантингтон, а я — Гизборн. Потому что его дед по материнской линии — почетный сенатор и бывший председатель Высшего Уголовного суда, а мой — водитель топливозаправщика, умерший от цирроза печени. Потому что ему потребуется целых полчаса, чтобы только перечислить всех своих знаменитых предков, а я не знаю, как звали мою прабабушку.

Потому что, хотя мы оба и выбрали военную карьеру, я учился за казенный счет в обычном училище, а он — в академии Сандхерст. Пределом моих мечтаний должен был стать центр переподготовки личного состава, а его после окончания академии уже наверняка ждало место военного атташе на какой-нибудь тихой планете с прекрасным климатом.

И в том, что мы оба сейчас стояли в пропахшей горючкой каптерке грузового модуля в самой заднице Вселенной, была какая-то вопиющая нелепость. Со мной хотя бы все было ясно, а вот он что тут делает?

— Вы что, знакомы?

Бля-а-а, я совсем забыл про Мэри. Роберт, молчи, твою мать!

Ага, щаз! Мои дорогой братец повернулся к этой ведьме и простодушно выложил ей всю нашу родословную. Младший лейтенант Лифорд насмешливо фыркнула и удалилась, не говоря ни слова.

Еще не легче — он провожает ее таким взглядом, что не может быть никаких сомнений — трали-вали, вы на нее запали. Только этого не хватало.

Ладно, хрен с ней. Пошли, брат, отметим твой неожиданный приезд. Заодно все и расскажешь.

***


Знаете, что самое паршивое на планете Готор? Прогноз погоды. Вернее, его полное отсутствие в сезон песчаных бурь.

Сначала ты несколько дней (вернее, стандартных метрических суток, потому что понять, день сейчас или ночь, совершенно невозможно) безвылазно сидишь в жилом модуле, жрешь опостылевшее протеиновое желе, да и то в режиме «экономь, иначе завтра и этого не будет» и уже не задаешь идиотских вопросов вроде того, как это песок умудряется проникнуть внутрь, мать его, герметичного здания. А вот так. Он скрипит на зубах, он ложится тончайшим флером на твои вещи, он оседает на оружии, он превращает воду в мерзкую мутную жижу и обильно приправляет и без того тошнотворную жратву.

О том, что у тебя постоянно слезятся глаза, а бронхи разрывает непрерывный кашель, можно не упоминать. На респираторы надежды ровно столько же, сколько на лекарства, которыми пытается пичкать нас Тук — ни хрена не помогают. Ты тупо ждешь, когда снаружи утихнет ветер. И когда это завывание, порывами переходящее от унылого скулежа до дикого воя и обратно, наконец прекращается, и наступает тишина, ты понимаешь, что раньше понятия не имел о том, что такое счастье.

Но счастье длится недолго. Выйти наружу ты можешь только в СД-Л (скафандре десантном облегченном). У того, кто обозвал эту штуку «облегченной» извращенное, мать его, чувство юмора — основной деталью СД-Л является тяжеленный ранец-окислитель.

Но без него — никуда. Содержание кислорода на Готоре и так едва-едва дотягивает до минимальных показателей, а ураганные ветра вовсе вышибают кислород из атмосферы, и окислитель воздуха за спиной — единственная возможность хоть какое-то время находится вне модуля.

В течении этого времени мы должны найти и разгрузить контейнеры с припасами, сброшенные беспилотниками, расчистить посадочную площадку на тот фантастический случай, если у нас сядет транспорт, восстановить периметр сектора, проверив и заменив все вышедшие из строя сенсорные датчики-ловушки, и постараться при этом не нарваться на собственные минные поля. А сделать это как два пальца обоссать — ландшафт после урагана меняется до неузнаваемости, не спасает даже геомагнитная карта.

На несобственные минные поля нарваться тоже ни хрена не хочется, поэтому их надо обнаружить и зачистить. И все это при непрерывном мониторинге атмосферных фронтов, ведь едва аудиоплата скафандра, подключенная к моему слуховому нерву, синтезирует встревоженный голос Мача: «Грозовой фронт пятнадцать градусов к югу, четыре балла», как я тут же отдам единственно возможный приказ: «Взвод, возвращаемся на базу».

Остаться снаружи модуля во время бури — самый извращенный способ самоубийства. Фильтры окислителя забьются песком почти сразу же, и тебе станет нечем дышать. Если ты надеешься отсидеться в транспортнике — оставь надежду, всякий в нем сидящий, воздушные фильтры бронетранспорта забьются еще быстрее, и он просто заглохнет. У тебя вскоре сядут батареи окислителя, и смотри пункт первый.

Помощи можно не ждать — связи у вас не будет от слова вообще, магнитное поле планеты в это время крайне нестабильное, и от спутников связи, висящих на орбите, толку ровно столько же, сколько от молитв отца Тука. Ноль.

Радары тоже не будут работать, а без них понять, в каком направлении двигаться в этом пескоструйном потоке воздуха, сбивающего тебя с ног, невозможно. Так что, если кто-то захочет попробовать — удачи, правда, она ни хрена не поможет, поэтому остается только спешно вернуться на базу, переждать, скрипя песком на зубах, очередную бурю, а потом начать все сначала.

***


На этот раз гостеприимная планета Готор подарила нам всего пять суток затишья между проявлениями своего буйного песчаного характера. За это время мы почти не спали, пытаясь восстановить периметр сектора, и я бессовестно возрадовался, когда услышал: «Лейтенант, десять градусов северо-северо-запад грозовой фронт, три балла». Три балла из пяти — не так уж и много, но нам наконец-то можно убрать отсюда свои задницы.

Мы успели. Толпа грязных усталых мужчин ввалилась в помещения жилого модуля, когда его стены уже начали мелко подрагивать под первыми порывами ветра. Перед тем, как скомандовать отбой, я на всякий случай запросил:

— Миллер, связь с первым взводом?

Мач поколдовал над своими настройками и отрицательно помотал головой. Что и требовалось доказать — теперь связи не будет, пока не закончится ураган, разве что с тем, кто прилетит и зависнет прямо у нас над головой, но скорее уж Скарлет перестанет материться.

— Отбой, всем отдыхать!

Второй взвод медленно разбредался по койкам, на ходу стаскивая с измученных тел пропотевшее термобелье. До следующего транспорта о такой роскоши, как душ, придется забыть — мы экономили и воду, и энергию.

Я кое-как застелил свой лежак свежим индивидуальным комплектом и рухнул, как подкошенный. Последней осознанной мыслью перед тем, как провалиться в сон, была легкая зависть к тому, что Роберт, наверно, уже давно дрыхнет, как сурок — мы выходили с ним на связь больше четырех часов назад, и первый взвод уже возвращался из сектора на базу. Приятных тебе снов, брат.

***


Мэри Лифорд сильно погорячилась, сказав, что такие, как Роберт Хантингтон, здесь не задерживаются. В день его внезапного появления на Готоре импровизированный ужин в честь прибытия нового командира пришлось организовывать мне — никто из первого взвода заморачиваться этим не собирался.

Я дал приказ старине Уикему провести полное ТО бронетранспорта, что давало законную возможность задержаться в четвертом секторе как минимум на сутки, и озадачил Тука материальным обеспечением трогательной встречи блудных братьев. Капеллан не подвел — уж не знаю, где он добыл вполне приличный спирт, но выпивкой и относительно съедобной закуской мы были обеспечены.

Как водится, первый тост был за встречу, второй — за родителей, и вот тут-то Роберт и рассказал мне о роковой ошибке нашего общего папаши, который имел неосторожность проболтаться о том, что меня перевели в третью бригаду. Любому армейцу известно, что третья отдельная — это боевая часть, и, услышав такую новость, свежеиспеченный младший лейтенант Хантингтон, готовившийся отбыть для прохождения службы в Объединенный штаб центрального сектора, немедленно подал рапорт о переводе.

Говоря человеческим языком, Роберт взбунтовался и заявил отцу, что не собирается протирать в штабе штаны, когда его брат каждый день рискует жизнью. Генерал получил прекрасную возможность вновь гордиться своей кровью.

Наклюкались мы с братом в тот вечер основательно, и на следующий день я отбывал в свой пятый сектор под насмешливыми взглядами личного состава, с жуткой головной болью, а младший лейтенант Хантингтон приступил к исполнению своих новых обязанностей, даже не пытаясь скрыть последствий тяжкого похмелья.

Подробности того, как Роберт завоевывал авторитет, мне неизвестны, но через три месяца его пребывания на Готоре я случайно услышал, как капрал первого взвода заявил Малышу: «А наш новенький ничего, хоть и больной на всю бошку!» Лучшей характеристики от подчиненных здесь не дождешься.

Мы с братом виделись редко — дел у каждого было по горло, ограничивались скупыми приветами во время ежедневных сеансов связи, но после каждой нашей встречи у меня надолго портилось настроение.

Вообще-то у меня принцип — женщин и детей не обижать, но в случае с Мэри Лифорд я был готов наплевать на все принципы и задать этой стерве как следует. Надо быть слепоглухонемой от рождения, чтобы не заметить, как он ее любит. Но Лифорд не замечала, вернее, делала вид, что не замечала.

Не подумайте только, что Роберт мне что-то рассказал или, не дай Бог, пожаловался. Он, мать его, слишком джентльмен, чтобы обсуждать такие вопросы даже с почти родным братом, но я, в отличие от этой рыжей поганки, не слепой. Я видел, как менялось его лицо, едва он слышал ее голос, как он провожал ее взглядом, как… Да что им вообще нужно, этим бабам, если они бросаются такими парнями, как Роберт Хантингтон?

***


— Лейтенант, лейтенант... — чей-то голос назойливо вклинивался в мой сон. Если это Скарлет, врежу прямо по наглой, мать его, физиономии. Скажу потом, что мне спросонья парталианский кромодрил привиделся. Один хрен никто не знает, как этот гребаный кромодрил выглядит, может, даже на Скарлета похож.

Я с трудом разлепил глаза. Нет, не Скарлет. Унтер-офицер Малик Ватхаби. Значит, что-то серьезное.

— М-м-м-ы-ы? — спросил я, и услышал:

— Лейтенант, транспортник запрашивает посадку.

Ф-фу, а я было напрягся. Все в порядке, значит, я еще сплю, и Назир мне просто снится. Потому что, когда за бортом бушует трехбалльный ураган, посадка транспорта может только присниться. Кстати, по прогнозу ураган должен усилиться до четырехбалльного. Сейчас перевернусь на другой бок и посмотрю сон про что-нибудь другое.

— Лейтенант!

Я очумело подскочил на койке, уставившись на Назира и пытаясь переварить свалившуюся на меня невероятную информацию — транспортник действительно запрашивает посадку!

Через пару минут я уже мчался вслед за Назом к грузовому отсеку, а вокруг просыпались остальные — новость взбудоражила всех, словно и не было нескольких бессонных суток.

Переборка стыковочного шлюза, соединяющего севший транспортник с нашим отсеком, с тихим шелестом ушла вбок.

— Они до сих пор не вернулись!

Сначала мы услышали ее голос, срывающийся в истеричный крик, а за ним из шлюза вырвалась и сама пилот второго класса Мэри Лифорд. Многообещающее начало.

Увидев меня, Лифорд перевела дух и начала доклад:

— Лейтенант, три с половиной часа назад Хантингтон вышел на связь с базой из квадрата 6/15 и доложил, что засек там подозрительное передвижение. Предположительно, пиратский караван. Взвод начал преследование. При приближении грозового фронта связь оборвалась. Гизборн, они до сих пор не вернулись! — последние слова она выкрикнула, уже вцепившись мне в плечи.

Так, все ясно — нам еще три дня назад передавали разведсводку, что «с той стороны» ожидается переброска товара. «Там» тоже постарались использовать затишье по максимуму. И что же должен был сделать в этой ситуации любой нормальный командир? Правильно: пока есть связь, передать данные о движении этого гребаного каравана в штаб и валить нахрен на базу, пока тебя ураганом не накрыло.

А что сделал мой умник-братец? На кой такое геройство? Если бы это касалось кого угодно другого, я бы решил, что все дело в желании досрочно получить очередные нашивки. Или покрасоваться перед женщиной. Или еще в чем-нибудь подобном, только не в том, чтобы накрыть тот долбаный караван. Сил у него для этого было недостаточно, и даже если те ублюдки успели бы взлететь с товаром, зря, что ли, на орбите без дела болтаются два сторожевика? Пусть летуны в кои-то веки пошевелят своими задницами; если известно, из какого сектора будет старт, вычислить курс вражеского корабля много ума не надо.

Но я успел слишком хорошо узнать Роберта, чтобы понять — он никогда не допустит, чтобы кто-то рисковал своей головой вместо него. Уж лучше он сам рискнет, а потом Мэри Лифорд вцепится в меня и будет вопить так, что в ушах звенит:

— Он приказал, чтобы с ним остались только добровольцы…(Узнаю дорогого брата). Никто из взвода не отказался… (Герои, твою мать!) Гизборн, они до сих пор…

И тут я наконец сделал то, о чем давно мечтал — залепил ей хорошую пощечину, не со всей силы, зато от души:

— Младший лейтенант Лифорд, отставить истерику!

Сработало! Мэри икнула и заткнулась. Наступила тишина.

Я обвел взглядом столпившихся в отсеке людей. Второй взвод ждал команды на боевой выход. Было только одно «но» — неизвестно, что сталось с первым взводом, и если такая же участь постигнет второй, без прикрытия останутся сразу два сектора. Значит…

— Мне нужны добровольцы (я не Роберт, я могу приказать, но лучше, если сами). Пять человек.

Я еще не успел договорить, а Мач уже сделал шаг вперед. Следом, переглянувшись, шагнули Тук и Назир, за ними — Малыш. Последним из импровизированного строя вышел Старик. Что ж, вполне достаточно.

Малыш вопросительно посмотрел на Скарлета, и капрал, выразительно покрутив пальцем у виска, разразился речью:

— А я, вашу мать, еще не совсем ебанулся, чтобы каких-то долбодятлов хрен знает где искать. Хрена их сейчас найдешь, и если кому-то охота повыеживаться — попутного ветра ему в спину, бля. С песочком…

Произнеся сей шедевр ораторского искусства, Скарлет натянул разгрузку, привычно рассовав по ее карманам магазин к винтовке, блок к бластеру, запасную аптечку, фотохромные линзы, приладил к голени трофейный аркелианский тесак — незаменимую вещь в ближнем бою и предмет жгучей зависти всего взвода, и деловито поинтересовался:

— Ну и хули стоим, лейтенант?

Теперь их шестеро, мне столько ни к чему, поэтому:

— Хатерсейдж, ты остаешься. У тебя срочный контракт.

Малыш криво ухмыльнулся:

— Да пошел ты, лейтенант. Уж это мне решать.

Ладно, не буду играть в благородство и делать вид, что готов отказаться от такого бойца. Огнеметчики еще никому не помешали. Тогда кто? Мач — без него никак, только он и сможет обеспечить связь в той адской карусели, что творится сейчас снаружи; Тук — единственный из нас, кто понимает в медицине настолько, чтобы помочь дотянуть с поля боя до медкапсулы; Наз — кто, если не он, сможет найти следы этого чертова первого взвода?

— Сержант Уикем, остаетесь за старшего.

Старик попробовал возразить, но я не собирался его слушать, а повернулся к притихшей Мэри:

— Лифорд, борт к вылету!

И услышал в ответ:

— Есть, лейтенант!

***


В последний раз Роберт выходил на связь из квадрата 6/15. Чтобы иметь представление о здешних расстояниях, представьте себе астероид средних размеров, и половина его площади как раз будет равняться площади квадрата, где пропал первый взвод. Вот в таком стоге сена нам предстояло найти свою иглу. Вдобавок представьте, что стог бешено вращается вокруг всех своих осей, и тогда картина будет полной.

Назир сразу заявил, что искать следует в Черном каньоне — это хаотичное нагромождение скал, обрывов и пещер пересекало весь четвертый сектор с севера на юг, и, по нашим данным, именно там находились пиратские базы. Надежда была одна — поймать сигнал радиомаяка, поэтому мы шли над каньоном на бреющем полете, и мне оставалось только надеяться, что у «той стороны» не окажется ПКР «земля-воздух». При прямом попадании противокорабельной ракеты на предельно низкой высоте от нас пух и перья полетят, а если она окажется термобарической, то и перьев не останется.

Корабль то и дело чувствительно вздрагивал — хотя Мэри и перешла на ручное управление, горизонтальные стабилизаторы явно не справлялись с порывами ветра. Ураган сдержал обещание и усилился до четырех баллов.

— Маяк! Есть маяк!

Мач весь превратился в слух, пытаясь поймать устойчивый сигнал:

— Мэри, пять градусов к югу… давай назад, то же самое на запад… можешь еще ниже? Есть, есть устойчивый маяк, лейтенант!

Я впился взглядом в пульсирующую на дисплее точку — слабую надежду на то, что они еще живы.

— Десант, к высадке! Оружие к бою, выход через двадцать секунд, дистанция минимальная, держать связь… Отсчет пошел! Восемнадцать… Семнадцать… Шестнадцать…

Держись, братан, мы идем!

***


Следуя сигналу радиомаяка, мы спустились на дно каньона, и теперь скалы поднимались вокруг нас, точно стены древнего храма, почти смыкаясь где-то на головокружительной высоте. Там наверху бушевала неистовая планета Готор, но внизу было относительно тихо. Сигнал здесь почти пропал, и мы двигались не столько за маячком, сколько за Назиром, который шел с Мачем впереди и утверждал, что первый взвод прошел здесь же не более часа назад. Я контролировал левый фланг, Скарлет — правый, а Малыш замыкал группу.

Вдруг Наз резко вскинул винтовку, сгусток плазмы, сверкнув над нашими головами, вспорол скальную породу, и казавшиеся безжизненными скалы ответили яростным шквалом из всех возможных видов стрелкового оружия. Нас ждали, они нас явно ждали, твою мать!

— Уходим! — заорал я, — быстро!

И показал пример, со всех ног бросившись вперед по пологому ложу каньона. Нас поливали огнем откуда-то сверху, а мы лишь отстреливались на бегу, стремясь выбраться из каменной ловушки. И тут я услышал звуки, от которых у меня точно выросли крылья — впереди раздавались очереди DSH-20, винтовок, стоящих на вооружении десанта. Пираты предпочитают им более продвинутые модели, но как же я рад был сейчас услышать привычный грохот десантных «двадцаток», который мог означать только одно — первый взвод вел бой!

Скалы внезапно расступились, и между ними обнаружилась уютная каменистая долина, дальний край которой терялся в сером мареве — идеальное место для базы контрабандистов.

Мы вышли из под обстрела в каньоне без потерь, и теперь прорывались туда, где вместо сплошных очередей слышались лишь редкие выстрелы — похоже, боеприпасы у первого взвода были уже на исходе, и этот отчаянный фейерверк они устроили, чтобы обозначить себя.

И тут я заметил, что севернее того места, где залег взвод, у пиратов была оборудована посадочная площадка. Вот за это ну просто душевное спасибо!

— Миллер! — завопил я почти в восторге. — Связь с бортом! Веди сюда транспорт, будем выбираться из этой жопы!

— Первый! — это относилось уже к тем, кто сейчас отстреливался редкими очередями. — Первый, выйди на связь, чтоб тебя!

— Первый на связи! — раздался у меня в ушах ликующий голос. — А мы вас не ждали, парни!

Ну еще бы! Еще один рывок — и мы скатились в широкую скальную трещину, которую первый взвод находчиво использовал вместо окопа. Нас встретили восторженным ревом, но времени для взаимных объятий и прочих поцелуев нам давать никто не собирался — окоп тут же накрыло очередью, а меня накрыло беспокойством:

— Где ваш командир? — заорал я лежащему рядом со мной запыленному рядовому, и он мотнул головой куда-то назад:

— Там. Задело его…

Твою ж мать!

— Старковски, за мной, — рыкнул я, и, согнувшись в три погибели, мы с Туком бросились под защиту каменного выступа, из-за которого как раз донесся сдержанный стон.

Роберт лежал на усыпанной каменным крошевом земле, щиток шлема был приоткрыт, плечо и левая рука чернели обугленной тканью скафандра. Ни хрена себе — задело! Твою ж мать!

Тук, одной рукой на ходу выхватив аптечку, другой ткнул в меня термофляжкой, и, пока он хлопотал над плечом лейтенанта Хантингтона, я безуспешно стучал краем фляжки о его стиснутые зубы. Наконец-то! Роберт открыл глаза и сделал судорожный глоток.

— Гай, — прохрипел он, — Гай, у нас потери…

Я и без него это понял — немного поодаль на земле лежали тела, вернее, то, что в сводках называют «фрагментами тел». Молодые здоровые парни, что еще сегодня утром шутили, ругались, завтракали, дышали, надеялись — превратились в искромсанную, обугленную начинку для пластиковых пакетов с инвентарными номерами, которые просто отправят в генную лабораторию для подтверждения списка безвозвратных потерь. К этому нельзя привыкнуть, и если кто-то скажет, что привык — не верьте.

— Гай, — Роберт силился еще что-то сказать. А ну-ка заткнись, брат, побереги силы. Я постараюсь, чтобы твое имя не оказалось в этом гребаном списке, по крайней мере, не сегодня!

Точно не сегодня, потому что звук усилившейся перестрелки накрыл мощный рев двигателей нашего корабля — «эска» заходила на посадку.

— Слушай мою команду! — гаркнул я. — Разделиться на две группы и отходить. Валим отсюда, парни! Группы прикрывают друг друга, вперед!

— Гай, нет! — Роберт вцепился в меня здоровой рукой, указывая куда-то в противоположную от корабля сторону. — Груз, у них груз…

Я сфокусировал тепловизор шлема и увидел — под одной из скал около небольших плоских ящиков суетились люди. Похоже, ящики были очень тяжелые, и я даже представить себе не мог, сколько стоило их содержимое. Одно я знал точно — мне за всю жизнь столько не заработать.

Первая группа, отчаянно отстреливаясь последними боезарядами, уже достигла шлюза корабля, теперь наша очередь.

— Успокойся, брат, — я ободряюще улыбнулся, изо всех сил демонстрируя оптимизм, которого вовсе не испытывал, — сейчас взлетим и жахнем по ним со всей дури. Ты наши корабельные пушки знаешь — на молекулы разнесут.

— Нет, у них бункер… Ы-ы-м-м, — Роберт взвыл, ибо Тук всадил ему в бедро шприц-капсулу с какой-то болючей гадостью. — У них подземный бункер, если успеют спуститься, нам их не достать. Надо сейчас… Гай, надо сейчас, иначе мои ребята… напрасно… все было зря…

Да понял я, понял. Хантингтон, ну откуда ты взялся на мою голову, такой правильный? Винтовка или бластер не помогут, надо что-то посерьезнее.

— Хатерсейдж, давай мне огнемет, быстро!

Лицо Малыша вытянулось от удивления:

— Да ты сдурел, лейтенант. Я сам пойду!

И тут я рассвирепел окончательно:

— Отставить разговоры, младший капрал! Давай сюда этот долбаный огнемет! Выполнять, твою мать!

Малыш отстегнул лямки огнемета, и Тук помог мне кое-как приспособить его за спиной. Ох, и тяжеленная штуковина, как он только ее таскает! Хрен с ней, это не надолго…

— Взвод, отходите к борту. Хатерсейдж, Старковски, за младшего лейтенанта отвечаете головой. Пошли!

Они кинулись к кораблю, а я, сгибаясь под тяжестью ранца огнемета — в другую сторону. Только бы добраться во-о-он до того камня, оттуда будет удобно дать залп, только бы добраться! Черт, сердце бухает так, что в ушах отдает. Гизборн, да ты совсем форму потерял, если стометровку пробежать не можешь! Все, добежал!

И тут же понял, что бухало в ушах не мое сердце, а чужие сапоги — рядом со мной на землю бросился Скарлет.

— Скэтлок, какого хрена! Я же приказал…

— Заткнись, Гизборн, — огрызнулся капрал, — заебал командовать. Смотри, — он показал мне связку термобарических «малышек», гранат жуткой убойной силы, — это чтоб наверняка! Давай!

Мы вскочили одновременно, я дал залп на всю мощность, которую только мог выжать из огнемета, и когда эти гребаные ящики накрыло волной огня, Скарлет метнул гранаты. Хотя мы и успели пригнуться, взрывной волной нас швырнуло на каменистую землю, но это было уже не важно — важно было то, что спустить груз в бункер они уже точно не успеют. Пока его просто некому спускать!

— Уходим, капрал, уходим! — заорал я, отстегивая ненужный теперь огнемет. Вот уж не думал, что выберусь!

Мы бросились обратно к кораблю, и когда до него оставалось всего-то метров двести, я понял, что что-то не так. Оглянулся и увидел, как Скарлет медленно оседает на землю, прижимая руку к правому боку, по которому расплывалось темное пятно. Из перебитого кислородного шланга скафандра со свистом выходил воздух. Твою ж!

Я подхватил обмякшее тело Скарлета и потащил его к борту, не обращая внимания на его щедро пересыпанные ненормативной лексикой просьбы «оставить нахрен… все одно хана…» Хана ему, как же! Вот вернемся на базу, я тебя, капрал, на диету посажу, а то тяжеленный, как кабан.

Мы вряд ли бы дотянули до корабельного шлюза, если б не Наз с Малышом. Они прикрыли нас огнем, и когда мы, наконец, ввалились в шлюзовой отсек, и чьи-то руки подхватили потерявшего сознание Скарлета, я без сил растянулся на ребристом холодном полу, к которому меня пригвоздила перегрузка — корабль резко взмыл вверх, а потом дрогнул всем корпусом, выполнив противоракетный маневр, Мэри отправила наш прощальный привет, дав залп разом из всех стволов. Выдохни, Гизборн, мы выбрались!

***


Выйдя на эшелон, S-145 взял курс на первый сектор — раненых требовалось отправить в госпиталь. Кстати, сколько у нас раненых?

— Унтер-офицер Ватхаби, доложите потери.

Назир помрачнел:

— Безвозвратных четверо, лейтенант, все — первый взвод. Раненых шестеро, четверо легких, тоже первый, — он кивнул на Тука, хлопочущего над молодым парнишкой, — тяжелых двое: Хантингтон и Скарлет.

— Миллер, когда будет связь? — спросил я у Мача и услышал:

— Как только, так сразу, лейтенант.

Совсем разболтались! Ладно, дайте только добраться, подтяну дисциплину.

Я устало поднялся и поплелся в медицинский модуль. Слава всем богам или кому там еще, из восьми реанимационных капсул были заняты только две. Я приложил руку к пульту управления модулем, и перед моими глазами появился дисплей, на котором замелькали команды: «Идет считывание персональных данных вашего ДНК… код доступа подтвержден… вам доступна только справочная информация… выберите дальнейшее действие…»

— Отчет о состоянии пациентов, — произнес я, и на дисплее высветился длиннющий текст. Так, посмотрим — Уильям Скэтлок, капрал.

Я пропустил все медицинские термины, в которых один хрен ничего не понимаю, и дошел до самого важного — «текущее состояние: стабильное средней тяжести, прогноз благоприятный». Ха, Скарлета так просто не угробишь.

Теперь дальше — Роберт Патрик Хантингтон, младший лейтенант. Опять куча всякой медицинской херни, где же… ага, вот: «текущее состояние: стабильно тяжелое, прогноз условно благоприятный». Ну и что я должен из этого понять? Твою мать, неужели нельзя использовать нормальный человеческий язык, мне надо знать, будет он жить или нет, а тут «условно благоприятный»!

Словно в ответ на мое возмущение, дисплей виновато моргнул и обновился, высветив «текущее состояние: стабильное средней тяжести, прогноз благоприятный». Вот это другое дело!

Я подошел к капсуле, в которой лежал мой брат. Роберт открыл глаза и слабо улыбнулся. Он всегда улыбается. Я усмехнулся в ответ — болей, мол, спокойно, и хотел отойти.

Но не успел — меня едва не сбил с ног ворвавшийся в модуль заплаканно-растрепанный рыжеволосый вихрь. Мэри Лифорд оттолкнула меня от капсулы Роберта и, вцепившись в ее край, заорала ему в лицо:

— Хантингтон, когда тебя вылечат, я лично тебя убью! Как ты мог! Ведь ты же… тебя же могли…

Ну, это уже слишком! Я оторвал ее от капсулы и тоже заорал:

— Лифорд, ты совсем сбрендила! Кто за штурвалом, твою мать? Ты что, просто врубила автопилот в такой буран?

Ох ты ж, как она на меня глянула! Убьет и скажет, что так и было…

— Ты собрался учить меня пилотированию, Гизборн?

Точно убьет. Вот ведьма!

— В рубке сейчас Уикем.

Что?!

— Откуда он там взялся?

— Оттуда! Не ори. Ты думаешь, я бы справилась одна? — и, бросив на меня полный презрения взгляд, Мэри вернулась к капсуле.

Так, ну и дисциплинка у вас в подразделении, лейтенант Гизборн. Дальше уже некуда!

Точно в подтверждение этой печальной истины, манжета, удерживающая в реанимакапсуле капрала Скэтлока, с ядовитым шипением разошлась, означенный капрал с кряхтением выбрался наружу и направился к выходу.

— Скэтлок, а ну давай обратно! Я приказываю, твою мать!

Скарлет выразительно покосился в сторону Роберта и вышел. Я оглянулся и… отправился вслед за Скарлетом.

***


Десантники первого батальона третьей отдельной бригады десантно-космических сил устало развалились в транспортном модуле, ожидая посадки.

Я подошел к Туку:

— Отец Энтони!

Он поднял на меня удивленный взгляд.

— Отец Энтони, вы можете совершить таинство брака (кажется, это так называется) прямо сейчас?

Тук обвел глазами толпу окружавших нас уставших, запыленных мужиков и с интересом вопросил:

— И с кем же здесь вы собрались вступить в брак, лейтенант?

Толпа уставших запыленных мужиков дружно загоготала.

— Отставить смех!

Ну, Старковски, я тебе это припомню!

— Я серьезно, капеллан. Вас сейчас очень ждут в медицинском модуле, так что поторопитесь.

Надеюсь, это то, что тебе сейчас нужно больше всего, брат. Вот уж точно — браки заключаются на небесах.

Тук торопливо кивнул, на глазах становясь важным и серьезным, и отправился в медотсек. Строевым шагом.

А я наконец-то смог присесть и опустился прямо на пол рядом со Скарлетом. Капрал явно поторопился покинуть реанимакапсулу — на его бледном лице выступил мелкий пот и дышал он с нехорошим присвистом. Как только Тук закончит все церемонии, погоню этого придурка обратно, если надо, то пинками.

— Сегодня вы дважды нарушили приказ командира, капрал, — сказал я, — поэтому, когда мы сядем, я отдам вас под трибунал. И не надейтесь на дисбат — чем скорее вас поставят к стенке, тем лучше будет для всех.

— Кажись, у кого-то здесь борзометр дохуя зашкаливает, — лениво отозвался капрал, — так что не пошел бы ты, лейтенант… Язык, бля, сломаешь выговаривать — лейтенант, лейтенант… Я буду звать тебя Рос. Никто не против, парни?

Первый взвод молчал, и только Малыш довольно усмехнулся.

— А ты можешь звать меня Уиллом, — закончил Скарлет.

«Эска» заложила вираж, заходя на посадку в космопорт первого сектора. Рос… Почему именно Рос? Я прикрыл воспаленные от бессонницы и ветра глаза и тоже усмехнулся. Пусть будет Рос. Какая, мать вашу, разница!

@темы: мои работы, ФБ 2019

Comments

[scram]

Ыыыыыыыыыыыыыыыыыыыыыыыыыы!

[Silkary]

scram,