Rule, Britannia!

Название: Rule, Britannia!
Автор: fandom Guy Gisburne - Robert Addie 2019
Форма: клип
Канон: Smuggler («Контрабандист»)
Пейринг/Персонажи: лейтенант Персиваль Скотт-Понсонби, матросы флота Его Величества
Категория: джен
Жанр: военная драма
Исходники: музыкальная композиция из к/ф «Леди Гамильтон», видео к/ф «Хозяин морей», сериалы «Контрабандист», «Хорнблауэр»
Продолжительность и вес: 1:29; 14,6 МБ
Рейтинг: R
Примечание/Предупреждения: иллюстрация к драбблу «Мы сегодня им покажем, сэр!»

@темы: Мои клипы

---

Мы сегодня им покажем, сэр!

Мой любимый лейтенант Персиваль





Название: Мы сегодня им покажем, сэр!
Автор: fandom Guy Gisburne - Robert Addie 2019
Бета: fandom Guy Gisburne - Robert Addie 2019
Размер: драббл, 434 слова
Канон: Smuggler («Контрабандист»)
Пейринг/Персонажи: лейтенант Персиваль Скотт-Понсонби, матросы флота Его Величества
Категория: джен
Жанр: драма
Рейтинг: R
Краткое содержание: Выполняя свой долг, лейтенант Скотт-Понсонби принимает участие в морских сражениях с флотом Наполеона. А на войне как на войне.
Примечание/Предупреждения: Постканон; смерть второстепенного персонажа;
«Виктория» — флагманский корабль адмирала Нельсона, «Бюсантор», «Редутабль» — французские корабли, принимавшие участие в Трафальгарском сражении; на рейде Альхесираса произошло сражение между английской и испано-французской эскадрами, в которой англичане потерпели поражение; гондек — на военных кораблях — нижняя палуба, где помещаются самые большие орудия; форкастель — палуба, расположенная выше верхней палубы.

— А-а, запрыгали, запрыгали, лягушатники! — звонкий дрожащий голос, похоже, принадлежал кому-то из салаг. — Сейчас мы вам покажем!

«Виктория» шла в полный бакштаг во главе наветренного дивизиона, вклиниваясь между «Бюсантором» и «Редутаблем», гром шестидесятичетырехфутовых карронад с форкастеля перекликался с ревом пушек гондека, и уже было видно, как на «Бюсанторе» суетятся в пороховом дыму матросы.

— Запрыгали-и-и! Сейчас мы вам, чтоб…

Голос резко оборвался, и второй лейтенант «Виктории» Персиваль Скотт-Понсонби молча усмехнулся — сержант Райт не любил болтунов и был скор на руку.

Хиггинс тогда тоже сказал: «Мы сегодня им покажем, сэр!». Верный старина Хиггинс, служивший с ним еще в те времена, когда они с отрядом вербовщиков гонялись за всяким сбродом, и не раздумывая отправившийся за ним в море, «потому как, сэр, вы не смотрите, что голова у меня седая, я моряк и свое дело знаю!»

И когда в тот июльский день сигнальщики увидели на рейде Альхесираса паруса француза, он ободряюще подмигнул своему лейтенанту: «Мы сегодня им покажем, сэр!». Персиваль не ответил, даже не кивнул. Больше всего на свете он опасался, что остальные заметят, как он волнуется перед своим первым боем. Подумают, что он трусит.

Хиггинс перевел взгляд на едва видневшиеся на берегу башни испанского форта и добавил:

— А много, прах меня побери, славных моряков отдадут сегодня швартовы, сэр.

Он оказался прав, даже слишком. Когда французская картечь хлестнула по баку и Хиггинс мешком повалился на палубу, Перси даже не понял сначала, что странное белое с алым месиво, похожее на залитую малиновым джемом кашу — это то, что только что было его, Хиггинса, головой.

Он вообще не успел тогда ни о чем подумать: внутренности скрутила жуткая судорога, колени подломились, и в следующий миг лейтенант Скотт-Понсонби уже стоял рядом с телом Хиггинса раком, содрогаясь от приступов выворачивающей кишки рвоты. От расплывшейся рядом черно-красной лужи шел удушливый сладковатый запах, и ему показалось, что других запахов в мире больше не осталось — только эта мерзкая вонь сворачивающейся на горячем солнце крови.

Первое, что пришло в голову, когда он отдышался, было, что лучше бы эта картечь досталась ему, ведь невыносимо сейчас встать и посмотреть в глаза своим подчиненным.

Но остальные не собирались уделять тому, что с ним произошло, никакого внимания. Кто-то рывком поднял лейтенанта из лужи блевотины, кто-то сунул в руки фляжку, из которой он жадно глотнул, не чувствуя вкуса пойла, а потом он что-то командовал, кричал, стрелял — бой продолжался.

Только когда потрепанная эскадра начала отходить к Гибралтару, Персиваль еще раз подумал о Хиггинсе. Рот тут же наполнился кислой слюной, но на этот раз он справился. И хотя потом он видел десятки смертей, но развороченное картечью, со снесенным лицом тело Хиггинса еще долго не давало ему покоя, преследуя в кошмарных снах. Мы сегодня им покажем, сэр!

@темы: мои работы, ФБ 2019

---

ЗФБ 2019

Колдовство

Название: Колдовство
Автор: WTF Robin of Sherwood 2019
Бета: WTF Robin of Sherwood 2019
Размер: миди, 4080
Пейринг/Персонажи: Роберт Хантингтон/Марион Лифорд, Хэрн, шервудская команда, аббат Хьюго де Рено, ОЖП
Категория: гет
Жанр: романтика, мистика
Рейтинг: PG
Краткое содержание: Марион нужно разобраться в себе, и она временно просит приют в монастыре. Но аббатиса, которую она и Роберт считали другом, лелеет свои планы...

«Известна же сия святая обитель не только благонравием сестер под мудрым управлением благородной настоятельницы их, но и хозяйственным благоустроением своим к вящему примеру иным приютам благочестия...»

Аббатиса снисходительно усмехнулась и отложила письмо. Стиль его преподобия чересчур цветист, но, в конце концов, это дело вкуса. И спору нет, приятно получить признание своих заслуг от такого человека, как епископ Лестерский, который не любит баловать кого бы то ни было похвалой. Кто, как не он, может оценить всю тяжесть ее стараний, ведь насельницы монастыря не могут питаться лишь святым духом, а в этот безбожный век сильные мира сего, погрязшие в суете, нечасто вспоминают о долге благотворительности. Вот и приходится напоминать им об этом, иногда весьма настойчиво... Во славу твою, Господи, во славу твою!

Но сегодня она может с чистой совестью поздравить себя с успехом. Пожалуй, из истории этой Марион Лифорд может получиться неплохая проповедь о том, что человеку при всех стараниях не свернуть со стези, уготованной ему Господом. Девочка давно стремилась к благочестивой жизни, и сейчас, когда козни дьявольские в лице наивного глупца Роберта Хантингтона наконец устранены, не стоит тянуть с постригом.

Благородная Брюниссанда, настоятельница Хэлстоунского монастыря, поднялась с кресла, высокую спинку которого украшало изображение трех английских львов (подарок молодой королевы Изабеллы, побывавшей здесь год назад) и подошла к широкому окну, распахнутому навстречу душистому летнему дню. Нет, она не повторит ошибки аббата де Рено, самонадеянно решившего, что если земли Лифордов отошли к церкви, то присутствие наследницы этих земель в ее стенах уже необязательно. Дражайший Хьюго быстро понес наказание за непомерную гордыню, и как же разумно поступила она, сумев сохранить добрые отношения с этой своевольницей Марион, а через нее — и с лесными бандитами. По крайней мере, хэлстоуновские монахини и монастырские товары пересекают Шервудский лес без всякой опаски, в целости и сохранности, тогда как настоятель аббатства Святой Девы Марии без внушительной свиты не смеет и нос высунуть из монастыря, да и то не всегда помогает.

Она вновь снисходительно усмехнулась, но тут же укорила себя за грех осуждения — в сущности, Хьюго ведь не виноват, что родился мужчиной (следовательно, глупцом), норманном (следовательно, жадным глупцом) и отпрыском семьи де Рено (тут даже добавить нечего). Чтобы вверенная тебе обитель процветала, нет нужды драть с сервов три шкуры и обирать сирот, как делает Хьюго, или высокопарно обличать несправедливости князей как светских, так и духовных, не гнушаясь при этом их щедрыми пожертвованиями, как этот фанатик, аббат Мартин. Лучше разумно сочетать оба подхода. Когда дочь сэра Ричарда Лифорда пренебрегла с таким трудом полученным королевским прощением и вернулась к нечестивой разбойничьей жизни, именно кроткая аббатиса утешала убитого горем отца и обещала неустанно возносить молитвы за его непутевую Марион. И сейчас самое время тактично напомнить ему о действенности сих молитв, в результате чего поместье Лифорд-Грандж рано или поздно перейдет к ней в руки.

Но если быть честной до конца, не все сводится к вопросам презренного металла и земельных угодий. Ведь она немолода, беспрестанные заботы уже накинули легкую сетку морщин на когда-то прекрасное лицо, и груз прожитых лет все тяжелее давит на плечи. Пора подумать о преемнице, которой можно будет с легкой душой передать дело ее рук, прежде чем удалиться на покой. И Марион отлично подходит на эту роль — решительная, властная, хотя и прекрасно умеющая это скрывать, образованная девушка знатного рода. Необходимо лишь, чтобы она выбросила из головы глупые бредни обо всей этой справедливости и вообще о построении царства Божия на земле.

При их редких встречах Брюниссанда всегда была ласкова, понимая, что жесткостью ничего не добьешься. Узнав, что разбойники выбрали местом своего пребывания Уикем, она озаботилась завести там соглядатая, благодаря чему была прекрасно осведомлена обо всех их действиях и терпеливо ждала возможности подвести Робин Гуда под солдатские стрелы или топор королевского правосудия. Но по воле Божией все устроилось без ее вмешательства, упокой, Господи, души невинно убиенной братии Гримстонского монастыря. Да, теперь не стоит тянуть с постригом...

— Госпожа моя! — от неожиданности аббатиса вздрогнула и отвернулась от окна. На пороге застыла ее келейница, а позади нее стоял запыхавшийся черноволосый крестьянин.

— Госпожа моя, к вам человек из Уикема.

Отпустив монахиню легким кивком, Брюниссанда удивленно посмотрела на серва:
— Зачем ты здесь, Джефри? Я уже знаю о судьбе этого разбойника, он...

— Живой он, ваша милость, — торопливо перебил ее Джефри, забыв о почтительности, — как есть живой! Мы тоже думали, что помер, а он живехонек, в деревне-то сейчас...

— Ты что, пьян, глупая скотина? — голос аббатисы едва не сорвался в крик, что она позволяла себе чрезвычайно редко. — Или вздумал со мной шутить? Его видели мертвым!

Джефри втянул голову в плечи, но продолжал стоять на своем:
— Так я про то и толкую, все думали — помер, а он тут и появись, в деревне к свадьбе готовятся, завтрева сюда пожалует.

Брюниссанда впилась взглядом в его испуганное лицо и сжала руки так, что побелели пальцы. Нет, ее соглядатай не шутит. Козни дьявола, воистину козни дьявола! Слишком быстро она успокоилась, а ведь не зря сказано: «Трезвитесь и бодрствуйте, ибо противник ваш ходит, аки лев рыкающий, ища, кого поглотить!» Однако сейчас не время предаваться благочестивым размышлениям. Она бросила испуганному крестьянину монету, которую тот подхватил на лету и благоговейно прижал к сердцу, пятясь к выходу и беспрестанно кланяясь, а Брюниссанда нервно заходила по келье, от стены к стене, от двери к окну. Из монастырского розария в окно вливался сладкий запах цветов, приправленный пряным ароматом трав гербариума. Аббатиса глубоко вздохнула, на миг замерла и решительно направилась к выходу.

Миновав клуатр, она быстро прошла мимо аккуратных прямоугольных грядок с чабером, мятой, розмарином и прочими целебными травами к небольшой лачужке, притулившийся у монастырской стены. Толкнув расшатанную дверь, Брюниссанда оказалась в грязной хибарке, по стенам которой висели связки сухих трав и корений, пучки черных и белых перьев, какое-то тряпье и не пойми что еще. В очаге горел огонь, над ним в закопченном котелке булькало вонючее варево; все выглядело так, будто здесь творились отнюдь не благочестивые дела, но Брюниссанду это не волновало.

— Пэг! — позвала она, и от очага повернулась сгорбленная старуха в лохмотьях. Увидев, кто пришел, она охнула: «Госпожа моя, благородная госпожа!» и поспешила навстречу, пытаясь облобызать руку аббатисы.

— Мне нужно отворотное зелье, — заявила Брюниссанда, брезгливо отстраняясь от старой ведьмы, — и побыстрее.

Старуха оставила попытки овладеть благочестивой рукой, озадаченно хмыкнула и забормотала себе под нос: «Голубиные перья, крапивное семя, горечавка и щепотка перца... Луна сейчас на убыли...», а потом виновато добавила:
— Только быстро-то не выйдет, зелье три дня потомить надо.

— Сегодня к вечеру, — ледяным тоном ответила аббатиса.

Пэг вновь что-то забормотала и засеменила к очагу, а Брюниссанда поспешила покинуть прокопченную лачугу и вернуться к благоуханию гербариума — ей вовсе не улыбалось видеть то, что будет твориться сейчас в этом вертепе. Однако она не сомневалась — старуха ее приказ выполнит.

И едва долгий летний день начал клониться к закату, Брюниссанда уже держала в руках маленький глиняный кувшинчик, до половины наполненный темной жидкостью без запаха.
— Это подействует? — недоверчиво спросила она у старухи.

Та быстро закивала:
— Чтоб мне света не увидеть, если не подействует, только вот не сразу.

В ответ на гневный взгляд настоятельницы ведьма испуганно зачастила:
— Уж больно времени-то вы мне мало дали. Кто это зелье выпьет, тот свой сердечный предмет поначалу гнать от себя начнет, точно прокаженного, а вот когда в полночь новая Луна народится, тогда напрочь его и забудет. А новолуние-то уже в следующую ночь.

Брюниссанда облегченно выдохнула — так даже лучше. Ведь Роберт Хантингтон не дурак, и если невеста вдруг перестанет его узнавать, сразу заподозрит неладное.

— Вы не сумлевайтесь, милостивая госпожа, — подобострастно добавила Пэг, — дело верное.

Брюниссанда усмехнулась. Еще бы, старая ведьма отлично знала, что за стенами монастыря ее не ждет ничего, кроме костра, и посему была предана аббатисе душой и телом.

— А противоядие от твоего зелья есть? — на всякий случай спросила она старуху.

Та ехидно хихикнула:
— Есть-то оно есть, да только, почитай, на сто миль в округе никто не знает, как его сварить, а после новолуния и оно не поможет.

Глаза Брюниссанды хищно сверкнули — похоже она нашла средство посрамить происки врага рода людского.

***


Из-за двери кельи, которую отвели Марион Лифорд (между прочим, одна из лучших комнат рядом с покоями самой аббатисы, а эта глупышка даже не оценила) доносились рыдания и тихий голос сестры Марты. Брюниссанда мысленно похвалила себя за то, что приставила к леди-разбойнице именно Марту — когда-то старая ханжа сама приняла постриг после смерти жениха, и вряд ли кто-то лучше нее сумеет наставить на путь истинный эту строптивую дурочку.

Она осторожно приоткрыла дверь, и сестра Марта поспешила ей навстречу.
— Как леди Марион? — спросила Брюниссанда, вложив в голос все участие, на которое только была способна.

Марта горестно покачала головой:
— Бедняжка в отчаянии. Сердце ее разбито.

Брюниссанда сочувственно вздохнула и протянула кувшинчик:
— Возьми, это ее немного успокоит.

Пожилая монахиня склонилась в почтительном поклоне, а удаляющаяся настоятельница изо всех сил постаралась сохранить на лице участливое выражение.

И когда на следующее утро Брюниссанда с торжеством наблюдала, как Робин Гуд, явившийся в Хэлстоун, окрыленный счастливой надеждой, покидает обитель в одиночестве, с искаженным от душевной муки лицом, то вознесла горячую молитву — во славу Господа, козни дьявольские все-таки были развеяны!

***


Темная гладь озера отражала притихший в ожидании ночи лес; чаща дышала вечерней прохладой, отдыхая после знойного дня, и Роберту оставалось только подивиться, как безмятежен окружающий мир, когда в его душе царят мрак и смятение. Сюда хотя бы не доносились песни и веселые крики подгулявших уикемских крестьян, которые пока не знали, что долгожданная свадьба Робин Гуда так и не состоится. Достаточно и того, что ему пришлось внешне спокойно вытерпеть взгляды друзей, разгневанный — Скарлета, сочувствующие — Джона и Тука, недоуменный — Мача, хмурый — Назира. И сколько бы он ни убеждал себя, что должен принять любой ответ Марион, ее внезапное решение остаться в монастыре в один миг низвергло его с сияющих высот счастья в черные пучины отчаяния.

Роберт невесело усмехнулся — слишком уж высокопарные выражения, вполне достойные сына графа Хантингтона. Но в Шервуде места Роберту Хантингтону нет, и сейчас он поступит так, как должно поступить Робин Гуду, вожаку лесных разбойников. Оставалось лишь надеяться, что когда горящая стрела прочертит над озером свой короткий путь, боль, рвущая на части его сердце, хоть немного отступит.

Но сейчас его легкий лук почему-то казался каменным, а руки точно налились свинцом. По зеркальной водной глади озера стелился густой туман, и вот под деревьями уже возник знакомый силуэт.

— Ты слишком быстро сдался! — громкий голос Хэрна прозвучал насмешливо, и этого Роберт стерпеть не смог:

— Я никогда не сдаюсь!

Где он это уже слышал? А, неважно!

— Но я не могу заставить ее... — тут голос Роберта предательски дрогнул. — Не могу заставить...

— Подумай, — перебил его лесной бог, — а если бы кто-нибудь сказал Марион, что ты разлюбил ее, она бы поверила?

Он разлюбил Марион?! Он не мог этого сделать, как не мог перестать дышать. И она это знала.

— Так почему ты так быстро поверил в обратное?

Теперь вместо насмешки в голосе Хэрна слышалось сочувствие, и Роберт потрясенно молчал.

— Ты найдешь врага там, где думал найти друга, — продолжал Хэрн. — И ты должен спешить, Робин Гуд. Времени у тебя лишь до полуночи.

— Что я должен сделать?

О, если есть надежда, он пройдет сквозь стены, он свернет горы и обратит вспять реки, только дай мне эту надежду, Хэрн!

— Слушай...

***


Хэлстоунский монастырь мирно почивал в подлунном мире, хотя, строго говоря, сегодня «подлунным» мир как раз было не назвать — стояло новолуние, и ночного светила на небе не предполагалось.

Самая разбойничья ночь, как сказал бы Малютка Джон. Все хотели сопровождать его, но Роберт резонно заявил, что в Хэлстоуне ему опасаться некого. Тук задумчиво вздохнул, заметив, что его всегда тянет в Хэлстоун, Скарлет тут же ввернул: «Ну еще бы, монастырь-то женский», и пока все дружно потешались над рассерженным монахом, Роберт улизнул, не вызвав лишних вопросов.

Он привязал коня в стороне от монастырских ворот. Ни к чему тревожить покой сестер, стены монастыря не так высоки, чтобы стать ему преградой, а дорогу к келье Марион он мог отыскать в любую темень.

Правда, перед тем, как идти к Марион, придется навестить еще одну «красавицу», о которой ему сказал Хэрн. Роберт совсем не предполагал встретить ее здесь, и слушал лесного бога с недоверием, но теперь сомневаться не приходилось — вот та самая лачуга у монастырской стены, и сквозь ее щелястые стены мелькает свет. Что же наплела старая ведьма аббатисе? Почему та приютила ее в святой обители? Знала бы преподобная Брюниссанда, чем Пэг занималась на самом деле...

Этой зимой в Лифорде чуть не умерла целая семья — и взрослые, и дети мучились от ужасных конвульсий, крича от боли, точно обезумевшие, и Тук, едва увидев больных, испуганно ахнул:
— Это же «ведьмины корчи»!

Монаху тогда чудом удалось их спасти, отчасти с помощью отваров целебных трав, отчасти (правда, Тук утверждал, что в основном) благодаря молитвам святому Антонию. Позднее выяснилось, что странная болезнь приключилась после прихода зловредной соседки, с которой они давно враждовали из-за межи на огородах. Та неожиданно заявилась к ним, когда мать семейства месила тесто, в итоге все кончилось очередной громкой ссорой, а на следующий день все домочадцы слегли в страшных судорогах.

Деревенские жители не стали долго разбираться, кто в чем виноват, а просто потащили сварливую кумушку на костер, вот тогда-то она и призналась, что подмешала в муку дьявольское снадобье, полученное ею от старой Пэг, ведьмы, что жила на опушке Шервуда. И несдобровать бы глупой бабе, но на ее счастье в Лифорд-Грандж тогда приехала Марион, которой удалось остановить страшную расправу. А вот Пэг схватить так и не удалось — когда кинулись искать, ее уже и след простыл. Сгинула неведомо куда.

Но теперь-то ведомо. Роберт осторожно заглянул в приоткрытую дверь. Старуха сидела у очага, подгребая угли кочергой, что-то бормотала себе под нос и тихонько хихикала. Рванув на себя дверь лачуги, он одним прыжком оказался рядом с ведьмой, и, не успела та опомниться, как уже лежала на земляном полу с приставленным к горлу ножом.

— Здорово, Пэг, — нахально заявил Роберт прямо в морщинистое лицо старухи. — Уж извини, что без приглашения, но, думаю, старым знакомым такие мелочи ни к чему.

Перепуганная ведьма только беззвучно открывала рот, точь-в-точь как рыба, пойманная Туком в ручье.

— Давно хотел потолковать с тобой по душам, — продолжал Роберт тоном, не сулившим ничего хорошего, — вот и заглянул на огонек. Жаль только, что у меня мало времени. А ты неплохо здесь устроилась, правда?

— Сын Хэрна! — с ужасом выдохнула Пэг. — Сын Хэрна!

— Он самый, — Роберт чуть-чуть ослабил хватку, — расскажи-ка мне, что вдруг случилось с Марион... леди Марион Лифорд? Это ведь твоих рук дело?

Пэг отчаянно замотала головой, и Роберт плотнее прижал нож к ее шее.

— У меня мало времени, Пэг,— угрожающе повторил он, но старая карга уже пришла в себя после внезапного нападения. В ее глазах засветился ехидный огонек, а хриплый голос едва скрывал насмешку:

— Так оно и есть, времени у тебя не то чтобы мало, его и вовсе-то нету. И ничего ты мне не сделаешь, — Пэг злорадно хихикнула. — Ведь ты поклялся, что не причинишь вреда ни одной женщине — хоть молодой, хоть старой, хоть ведьме, хоть святой, а сын Хэрна не может нарушить свою клятву.

Роберт отчаянно чертыхнулся про себя, но внешне остался спокоен — сейчас было не время давать волю чувствам.

— Так это твоя работа?

Старуха довольно ухмыльнулась.
— А ежели и моя, так что с того? У меня с твоим рогатым папашей старые счеты, чтоб ему пусто было, нечисти лесной, вот мы и посчитались! Убирайся-ка отсюда подобру-поздорову, парень, все одно ты мне ничего не сделаешь, — она вновь хихикнула. — И Марион свою ты уже не спасешь.

У Роберта руки чесались свернуть проклятой ведьме ее тощую шею, но он действительно поклялся не причинять вреда женщине, кем бы она ни была. Однако это не означало, что выхода нет, да и разговор еще не окончен.

— Я и не стал бы марать об тебя руки, — ему удалось сказать это совершенно равнодушно. — Лучше заберу тебя с собой, в Лифорд. Там тебя хорошо помнят и ой как обрадуются, когда увидят нашу славную Пэг вновь, живую и невредимую. Вернее, пока невредимую и пока что живую. А больше всех обрадуется Том Хилл и его семейство, уж они-то тебя точно не забыли. Ну как, согласна прогуляться?

В глазах ведьмы заплескался смертельный ужас, а Роберт, придавив ее коленом, сдернул со стены весьма кстати оказавшуюся там веревку и спокойно принялся связывать ей руки.

— А чего сразу в Лифорд-то? — жалобно заскулила Пэг, пытаясь вырваться. — Мало ли чего на старую женщину наговорить могут, да я там и вовсе ни при чем...

Роберт только усмехнулся, крепче стягивая путы, и старуха перепугалась уже не на шутку:
— Послушай, парень, — взахлеб зачастила она, — отпусти меня, а? Окромя меня тебе все одно никто не поможет, даже от твоего Хэрна, будь он неладен, толку не будет. Я тебя выручу, а ты про меня забудешь, будто и нету меня. И никакого Лифорда... Ну как, идет?

Роберт деловито проверил крепость узлов на запястьях ведьмы и сделал вид, что примеряется, как бы половчее подхватить ее и взвалить себе на плечи.

— Да послушай ты меня, дурень! — завизжала Пэг. — До полуночи-то всего ничего осталось, ежели не успеешь, тогда!..

— Тогда что? — угрожающе откликнулся Роберт, тут же сбросив маску притворного равнодушия, и с силой встряхнул ведьму. — А ну, старая, давай, выкладывай!

Пэг хитро прищурилась и кивнула на обшитую кожей фляжку, стоящую на полке у очага:
— На всякие чары свое противоядие есть, и только я, одна я знаю, как его сделать, — она пренебрежительно скривилась. — Хэрн твой горазд разве что перед сервами важничать да рогами трясти, точно старый козел, а как до дела дойдет, тут от него помощи не жди...

Роберт нетерпеливо дернулся, и Пэг испуганно осеклась, но тут же продолжила:
— Возьми-ка вон ту фляжку... Да не эту, олух, ту, которая рядом... Вот-вот, правильно. Ежели до полуночи успеешь к своей Марион добраться да в лицо ей то, что во фляге налито, выплеснуть, все опять будет, как прежде, все чары развеются... Понял? Вижу, что понял. Ишь ты, ишь ты, как помчался, прям что твой олень... Эй, парень, куда ты, погоди! Да чтоб тебе лопнуть, хэрново отродье, а как же я?!

***


Роберт бесшумно проскользнул по длинной монастырской галерее, осталось лишь миновать покои аббатисы, и он будет у цели. Он вспомнил истошный крик Пэг, но только усмехнулся — завтра утром ее наверняка освободят монахини, а от того, что одну ночь посидит связанной, с нее не убудет. Он взглянул на заветную фляжку, привязанную к поясу, надеясь, что старуха сказала правду. Потому что если нет... он вернется в ее логово, и тогда плевать ему на все на свете клятвы! Но сейчас лучше даже не думать о том, что будет, если ведьма его обманула.

— Вы должны меня понять, — вдруг услышал он брюзгливый мужской голос.

Навстречу ему двигались две фигуры, едва различимые в темноте. Роберт вжался в стену, буквально распластался по ней, затаив дыхание, и возблагодарил ночную тьму — будь галерея залита лунным светом, ему бы не скрыться.

«А голос-то знакомый, никак, милейший аббат Хьюго решил почтить Хэлстоун своим присутствием? Что-то он сюда зачастил».

— У моего брата просто талант вечно попадать в неприятности, - раздраженно продолжал аббат.

«И не без нашей помощи, — удовлетворенно отметил про себя Роберт. — Но от такого ханжи, как ты, Хьюго, благодарности за это, конечно, не дождешься».

— Именно сейчас, когда решается вопрос о моем переводе в Лондон...

«Неужели ты решил нас покинуть, Хьюго? Давай-давай, а уж мы тебя проводим так, что век помнить будешь!»

— Я надеюсь, что наша давняя дружба дает мне право рассчитывать на вашу поддержку. Ведь слово такой подвижницы благочестия, какой вы по праву считаетесь...

— Не усугубляйте свои грехи столь безбожной лестью, — раздался в ответ насмешливый голос Брюниссанды. Они остановились всего в паре шагов от притаившегося Роберта, который почти перестал дышать, чтобы не выдать себя ни малейшим звуком. — И боюсь, что неприятности у вашего брата только начинаются — этот разбойник жив.

— Вы уверены? — потрясенно ахнул аббат.

— Увы, да, — последовал раздраженный ответ. — У меня есть неоспоримые доказательства.

«Увы? — удивился Роберт, но тут же мысленно одернул себя. — Хотя все правильно, не может же "подвижница благочестия" открыто радоваться спасению государственного преступника».

— Но как же быть с Марион Лифорд? Если Робин Гуд жив, она, безусловно, покинет монастырь, а значит, земли Лифорд-Грандж... — не унимался аббат.

«Кто о чем, Хьюго, а ты о своем, вернее — о чужом. И откуда в людях божьих столько стяжательства?»

— Я уже приняла меры, — прозвучал надменный голос аббатисы. — Можете мне поверить, теперь-то Марион останется в Хэлстоуне навсегда. И я очень надеюсь, — Брюниссанда презрительно усмехнулась, — что в следующий раз милорду шерифу, с Божьей помощью, все же улыбнется удача.

«Ага-а... Найдешь врага там, где думал найти друга. Так вот о ком говорил мне Хэрн!»

Роберт с силой стиснул рукоять ножа, глядя вслед удаляющимся Хьюго и Брюниссанде.

«Ах ты, сколопендра! Значит, это ты приняла меры? Двуличная тварь!»

Он был в бешенстве, но, к сожалению, ничего не мог сделать — та самая клятва связывала ему руки и оберегала от него аббатису точно так же, как и старую каргу Пэг.

Хэрн свидетель, отныне он будет куда осторожнее в клятвах.

Едва дождавшись, когда шаги и голоса стихнут — надо было спешить, сколько времени потеряно! — Роберт свернул за угол и тут же столкнулся с пожилой монахиней. Проклятие, да что ж так не везет!

— Кто здесь? — испуганно воскликнула та, поднимая выше свечу, которую держала в руке, и Роберт узнал сестру Марту.

Она настороженно оглядела его с ног до головы и строго спросила:
— Ты пришел за ней?

Роберт кивнул, лихорадочно соображая, что он же делать, если почтенная сестрица сейчас поднимет крик, и сюда сбежится весь монастырь. Хэрн, помоги, ну не драться с ней, право слово! Может, ударить по голове и связать? Это же не будет считаться «вредом»?

Но Марта неожиданно отошла в сторону и решительно заявила:
— Иди!

И озабоченно покачала головой в ответ на его изумленный взгляд:
— Забери ее отсюда поскорей, бедная девочка сама не своя. Нечестивые дела творятся в святой обители, ох, нечестивые...

Повторять еще раз не потребовалось — Роберт уже толкнул тяжелую дверь кельи.

***


У распятия теплились свечи, Марион тихо шептала слова молитвы, почти не понимая их смысла. Весь долгий прошедший день она силилась вспомнить что-то очень, очень важное, но никак не могла. И сейчас неясная тревога прогнала сон. Что же все-таки она должна вспомнить? Что... или кого?

Скрипнула дверь, Марион обернулась, и у ворвавшегося в келью Роберта защемило сердце — она выглядела напуганной и беззащитной, словно потерявшийся в лесу ребенок. И ведь она никогда ничего не боялась, даже при их первой встрече в Хантингтоне! Казалось, что с той поры минула уже целая вечность. В тот день Марион была печальна, подавлена, но не сломлена, в ней не было страха, и тогда же он почувствовал, что в этой девушке горит особый огонь. Именно этот огонь привлек его, именно он влечет его до сих пор... Неужели это пламя погасло? Будь прокляты Брюниссанда и Пэг!

— Зачем ты пришел? — прошептали ее губы.

«Только не уходи!» — отчаянно умоляли ее глаза.

— Нам нельзя больше видеться...

«Мне так плохо, помоги!»

— Я не могу быть твоей...

«Спаси же меня, спаси! Забери меня отсюда!»

Роберт сделал еще один шаг, и лицо Марион исказилось, как от боли.
— Уходи! — простонала она, точно одно его присутствие уже было для нее невыносимой пыткой, и этот мучительный стон напомнил ему, зачем он здесь. Надо спешить!

Лихорадочно сорвав с пояса фляжку, полученную от старой Пэг, Роберт плеснул Марион в лицо прозрачную жидкость. Она вскрикнула, будто на нее попала кипящая смола, закрыла лицо руками, а потом медленно, как во сне, провела ладонями по щекам. И Роберту показалось, что она стирает какую-то уродливую маску, под которой скрывалась та, настоящая Марион, что была ему дороже жизни.

На монастырской колокольне глухо ударил колокол — полночь.

— Что со мной?— прошептала Марион, недоуменно озираясь, и Роберт медленно выдохнул сквозь зубы. Он все-таки успел — колдовское наваждение исчезло. Его Марион вернулась.

— Теперь все будет хорошо, — торопливо заговорил он, бросаясь к ней, — не бойся!

— Роберт!

Глаза Марион вспыхнули от счастья, но тут же на лицо набежала мрачная тень:
— Какой ужасный сон мне приснился... Как будто ты ушел, и я осталась здесь совсем одна.

— Не думай об этом, — повторял он, прижимая ее холодные пальцы к своим губам и согревая их дыханием. — Это было просто наваждение, это пройдет! Нам пора идти.

Марион не сводила с него сияющего взгляда.
— Как же долго тебя не было. Да, пойдем, пойдем!

В дверях появился темный силуэт — в келью, настороженно оглядываясь, проскользнула сестра Марта. Но увидев сияющее лицо девушки, она облегченно выдохнула:
— Да благословит тебя Пресвятая Дева, дитя мое! Будь же счастлива.

Марион лишь склонила голову на плечо Роберта — вот оно, ее счастье!

***


Яркий свет костров прогнал ночную тьму с лесной поляны, и на их фоне маленький круглый Тук выглядел важным, точно сам архиепископ Кентерберийский:
— Если кто-либо из присутствующих здесь может указать причину, по которой Роберту Хантингтону и Марион из Лифорда не должно сочетаться в священном браке, пусть скажет сейчас, или же, отныне и навеки, хранит молчание!

Торжественную тишину леса нарушал лишь треск факелов в руках притихших гостей.

— Властью, данной мне Богом, объявляю вас мужем и женой!

И ночная тишина взорвалась ликующими криками, казалось, сам Шервудский лес загомонил на сотни радостных голосов, спеша поздравить новобрачных.

Марион тихо повторила:
— Любить друг друга, пока смерть не разлучит нас...

Она взглянула в лицо Роберта, и он с нежной улыбкой ответил:
— Нет! Мы будем любить друг друга вечно.

Хранитель

Название: Хранитель
Автор: WTF Robin of Sherwood 2019
Бета: WTF Robin of Sherwood 2019
Размер: мини 1610 слов
Персонажи: Эйлрик из Локсли, шериф Роберт де Рено, ОМП, ОЖП
Категория: джен
Жанр: драма
Рейтинг: PG-13
Предупреждение: преканон, смерть персонажа
Краткое содержание: восстание в Локсли, история Эйлрика
Примечание: написано по заявке с Инсайда

Он спешил. Он очень спешил, поэтому безжалостно гнал коня по раскисшей от дождя скользкой дороге — сейчас не до осторожности, до Круга Рианнон нужно добраться до заката.

Всадник то и дело резко мотал головой, но причиной был вовсе не хлеставший со всех сторон ливень — он не мог избавиться от стоящих перед глазами страшных картин, а в ушах еще звенел предсмертный крик Питера:

— Эйлрик!

От мысли, что на пороге смерти Питер считал его предателем, который трусливо сбежал, спасая себя и сына, хотелось выть, но на объяснения не было времени. Да и не объяснишь сразу, на что способна Серебряная стрела. Никто в Локсли не знал этого, кроме него, Эйлрика — Хранителя. Локсли! Ему вовек не стереть из памяти дикие крики людей, которых топтали солдатские кони, треск горящих хижин, тошнотворный запах крови. Его вновь затопил бессильный гнев — скольким же, скольким еще суждено погибнуть от норманнских мечей и копий лишь за то, что они безропотно терпят произвол сборщиков налогов, лесничих и бейлифов? Что ж, ведь когда-то сэр Ричард Лифордский назвал его бунтарем? Видит Бог, теперь он оправдает это прозвище — восстанут Эшли, Уикем, Олдберри, Уоллингтон... Поднимется вся округа, сейчас не время ждать исполнения древних пророчеств, время действовать самим!

Конечно, Эйлрик знал легенду о человеке в капюшоне, который придет в лес, встретит Хэрна-Охотника, Повелителя Деревьев, станет ему сыном, силы Света и Тьмы сделают его могучим, и враг затрепещет. Все бы хорошо, только вот легенды не говорят, когда же, наконец, это случится, а уже пора бы Хэрну подыскать себе кого-то хоть в капюшоне, хоть в шляпе, да хоть лысого с непокрытой головой!

Эйлрик стиснул зубы, пытаясь справиться с новой волной бессильной ярости, и пришпорил измученного коня. Скажи кто всего три месяца назад, что он станет вожаком бунтарей — поднял бы на смех. Ни о чем подобном он и не помышлял, законопослушный тан мирной деревни Локсли...

А ведь он всерьез подумывал оставить здешние места и податься на север, когда ушел от Ричарда Лифорда. Одно дело — верно служить знатному саксу, и совсем другое — служить знатному саксу, что отправляется за море с норманнским герцогом из проклятого рода, возомнившим себя английским королем. Эйлрик рассчитывал уехать и подороже продать свою верность на чужбине, но тут его позвали на свадьбу сына местного мельника, Мэтью.

Там он и увидел Айрин, многоюродную сестру невесты из Уоллингтона. А увидев, понял, что никуда не уйдет — ее глаза, эти зеленые омуты, его не отпустят. Она была не похожа на уроженку этих мест, высокая и гибкая, как лоза, с молочно-белой кожей и черными, как зимняя ночь, густыми волосами. И когда вскоре они сыграли свадьбу, деревенские удивлялись не столько тому, что их тан выбрал в жены первую красавицу, сколько тому, что ее отец, которого считали колдуном и побаивались, согласился на этот брак.

Жизнь у них была не то чтобы сладкой, но жаловаться не приходилось. Вскоре родился первенец, Робин, а следом — дочка, малышка Милли. Парнишка рос бедовый, любил верховодить детворой, и если случались какие проказы, можно было не сомневаться — без их Робина не обошлось. Эйлрик уже начал обучать его стрельбе из лука и премудростям охоты, радовался первым метким выстрелам сына; дочка росла милой и послушной, обещая стать со временем настоящей красавицей — в мать, но тут пришла беда.

Два года назад зима выдалась на редкость суровая, вслед за морозами явился голод, а вместе с ним — страшная лихорадка, которая выкосила треть округи. Она начиналась с кашля, выворачивающего все внутренности, потом нападал сильный жар, который длился несколько дней и сводил людей в могилу. Не помогали ни знахарские снадобья, ни молитвы. Сначала болезнь забрала Милли, потом наступил черед Айрин. Хвала небесам, Робин оказался достаточно крепким, чтобы справиться с этой напастью, и от него смерть отступила.

Сохрани тебя Бог, Робин, сынок. Что бы ни случилось, Мэтью сумеет о нем позаботиться, ведь попадись мальчишка людям шерифа, они не пощадят сына сакса-бунтаря.

Кроме прочих, лихорадка унесла тогда и жизнь его тестя Адэйра. Уже задыхаясь в предсмертной агонии, старик прохрипел:

— Эйлрик, сын мой, ты встретил нас не случайно, тебя вели силы Света и Тьмы...

Такое начало ему совсем не понравилось, он всегда старался держаться подальше от всех этих колдовских штучек тестя, а тот продолжал:

— Серебряная стрела... символ нашего духа... пока он с нами, им не победить нас ни огнем, ни железом... теперь ее Хранителем будешь ты... пока не придет человек в капюшоне...

Эйлрик наконец-то придержал взмыленного коня.

«Тебя будут вести силы Света и Тьмы...» — сказал старый Адэйр, и, видимо, эти силы ведут его сейчас сквозь дождь и бьющий в лицо ветер, вот только куда? Он надеялся, что все делает верно. От судьбы не уйти. Старик добавил тогда, что лучше бы не доводить до того, чтобы пришлось испытать силу Стрелы, но сейчас у Хранителя не было выбора...

Если бы он остался в деревне в тот проклятый день, когда туда нагрянул сборщик податей с отрядом солдат! Но тан в это время сам нарушал закон, охотясь в Шервуде на королевских оленей. А что прикажете делать — смотреть, как мрут от голода бабы и ребятишки, и это рядом с лесом, где полно дичи? Конечно, всегда есть опасность попасться этим дьяволам — лесникам, но если у тебя на плечах голова, а не дырявая корзина, и ты знаешь лес, как свои пять пальцев, то можно рискнуть. Вот он и рисковал, взяв с собой давнего приятеля Питера, молодца с острым глазом, твердой рукой и не любителя трепать языком.

И когда они с Питером радовались добыче — оленю-трехлетку, в Локсли пьяная солдатня изгалялась над людьми. Вдобавок эти твари затащили на сеновал молоденькую дочку горшечника. Тут и у святого лопнуло бы терпение. И вернувшегося в деревню Эйлрика ждали взбунтовавшиеся земляки и пять трупов людей короля. Можно было попробовать откупиться, хотя никакой Хэрн не подсказал бы, где взять на это денег, но шериф Ноттингема лорд де Фиенн потребовал не только немедленно выплатить непомерный штраф в пятьдесят марок, но и выдать зачинщиков бунта. На это Эйлрик пойти не мог, и мятеж разгорелся с новой силой, а ведь он прекрасно понимал, чем все закончится — деревянным вилам и топорам не сдюжить против мечей и арбалетов.

Но восставшим на удивление долго везло, благодаря тому самому лорду де Фиенну — возможно, он и был доблестным рыцарем, но явно выходил погулять, когда Господь раздавал норманнам мозги. Чем еще объяснить баранье упрямство, с каким он отправлял в лес отряд за отрядом средь бела дня? В лучшем случае солдаты находили только брошенные дома и возвращались ни с чем, в худшем — не возвращались вовсе. Правда, однажды де Фиенн все же проявил изобретательность, отправив их в непокорную деревню на ночь глядя. Этим он изрядно повеселил славных саксов, с легкостью перестрелявших заблудившихся солдат одного за другим.

Все изменилось, когда из Лондона на помощь шерифу прибыл королевский отряд во главе с молодым вельможей. Роберт де Рено, так звали вельможу, не погнал своих людей на убой, а сразу же предложил переговоры. Условия были весьма заманчивые — жителям Локсли прощались все прежние грехи в обмен на обещание вернуться к своим полям, исправно платить налоги и не бунтовать впредь. Тут бы им и насторожиться, но ведь договор был записан по всей форме, что казалось нерушимой порукой королевскому слову: «Король наш всемилостивейший Генрих, в лице верховного шерифа Ноттингемшира, Дербишира и Королевских лесов, дарует жителям означенного Локсли свое прощение за прежние беззакония их и повелевает впредь не чинить им никаких притеснений. Писано в Ноттингеме на день святых апостолов Петра и Павла в год от Рождества Христова 1180...»

Как он мог поверить, как мог забыть, что слово норманна не стоит даже пергамента, на котором записано! Ему казалось, что все окончилось победой, но уже через несколько дней надежды на мирную жизнь были разбиты вдребезги испуганным криком сына:

— Папа, там солдаты! Солдаты!...

Эйлрик прищурился — за серой пеленой дождя проступили каменные глыбы Круга Рианнон. Он успел. И теперь пришло время узнать, на что способна Серебряная стрела.

Он настороженно огляделся, но все было спокойно, лишь усилившийся дождь хлестал по кустам и траве. А ведь этот проклятый Богом норманн, де Рено, что-то знал. Тогда, после переговоров, он вдруг завел разговор о «местных суевериях, к которым питает слабость», и упомянул о Стреле. Эйлрик весьма правдиво сыграл деревенского простака, который слыхом ни о чем таком не слыхивал, но хорошо запомнил злой проницательный взгляд. Это не тупой рубака де Фиенн. Де Рено — страшный и беспощадный враг. Эйлрик недооценил его, но еще осталась надежда что-то исправить. Хранитель поправил висящий за спиной кожаный колчан, чувствуя тяжесть лежащей в нем Серебряной стрелы, и ступил в Круг...

Навстречу ему из-за каменного столба шагнул невысокий человек. Де Рено!

— Я ждал тебя, Эйлрик! — насмешливо крикнул он. — Ты проиграл, мятеж подавлен!

Глаза его сверкали, точно у почуявшего добычу хищника, в голосе звучало нетерпение:

— Где же она? Где Стрела? Она здесь? Она должна быть здесь, ты же — Хранитель!

Эйлрик уже не слышал его — вся ярость, весь гнев, что сжигали его с того мига, как он покинул горящую деревню, рванулись из груди, и в воздухе молнией сверкнул выхваченный из ножен клинок. Сейчас ты ответишь за все, клятвопреступник!

Равнодушно щелкнули арбалеты — вжик, вжик, вжик, — и тело Эйлрика пронзили пять стрел. Де Рено усмехнулся — неужели этот саксонский осел и вправду думал, что с ним будут благородно биться один на один? Эти саксы доверчивы и наивны, словно дети, даже смешно. Презрительная ухмылка вновь искривила его губы — он не любил детей.

Сквозь густую багрово-красную пелену дождя лежащий на мокрой траве Эйлрик вдруг различил силуэт человека. Лицо было полускрыто капюшоном, но черты показались смутно знакомыми. Из последних сил он вгляделся в лицо незнакомца и — узнал.

Де Рено медленно подошел к лежащему Эйлрику. Что ж, в каком-то смысле это было символично — поверженный сакс у ног норманнского рыцаря. Он уже заметил в колчане то, что так долго искал — отлитую из серебра стрелу с толстым древком, испещренным магическими знаками. Де Рено наклонился, чтобы взять ее, но тут губы умирающего вдруг тронула улыбка, и сердце норманна кольнуло странное предчувствие — его враг не желал уходить побежденным.

— Он придет, — услышал де Рено шепот Хранителя, — человек в капюшоне... Он придет!

Дневник Эстер де Тальмон

Название: Дневник Эстер де Тальмон
Автор: WTF Robin of Sherwood 2019
Бета: WTF Robin of Sherwood 2019
Размер: мини, 2880 слов
Персонажи: Эстер де Тальмон, Сара де Тальмон, Иешуа де Тальмон, Гай Гизборн, Робин Локсли и шервудская команда, шериф Роберт де Рено
Категория: джен
Жанр: дневник
Рейтинг: G
Краткое содержание: события «Детей Израиля» в пересказе сестры Сары де Тальмон


Мне не нравится Ноттингем. Здесь скучно, и мне совсем не с кем играть. Папа все время занят, а Самуил говорит, что ему со мной неинтересно. Конечно, ведь он уже изучает священные книги, и все твердят отцу, что за такого послушного сына ему нужно беспрестанно благодарить Бога. А по-моему, мой братец просто воображуля, вот и все.

В Ноттингеме мало наших единоверцев, не то, что в Линкольне. Мы уехали из Линкольна, когда умерла мама, а мне только-только исполнилось одиннадцать. Папа так горевал, что начал болеть, и мар Вейцман сказал, что ему обязательно нужно отвлечься. Вот поэтому мы и уехали. Здесь дела идут хорошо, и хотя папа все еще немного болеет, мар Вейцман говорит, что если вовремя принимать его настойки и не волноваться, то все пройдет, а мар Вейцман лучший лекарь, это все знают.

Саре тоже не нравится Ноттингем, ведь ее жених остался в Линкольне, но она молчит, чтобы не расстраивать папу, и я тоже не говорю, что мне скучно, ну чтобы папа не волновался. У меня здесь теперь совсем нет подруг, после того, как недавно уехала семья Мейер — они решили, что в Ноттингеме становится опасно. И ничего здесь не опасно, Сара говорит, что мы под защитой короля и королевского шерифа, а значит, бояться нечего. Правда, на улицу меня не отпускают.

***


Да будет благословен Господь, пославший мне такую хорошую сестру! Сара упросила папу, чтобы он отпустил меня погостить к нашим дальним родственникам, что живут в саксонской части Ноттингема. На целых три дня! Сара сказала папе, что я так скучаю, что могу заболеть, поэтому мне нужно развлечься. И он согласился, а потом сказал, чтобы Сара осталась там со мной, а то она тоже что-то стала задумчивая, то и дело сидит у окна и смотрит на улицу. Однажды я спросила ее, почему она такая грустная, может, увидела что-то за окном, а она вдруг рассердилась и сказала, чтобы я не подглядывала за ней, а лучше занялась делом. И ничего я не подглядывала. Но Сара все равно самая добрая, даже если иногда сердится.

Ну и гадость эти настойки, ни за что не буду больше болеть! Меня уложили в постель, когда мы с Сарой вернулись домой. Отец решил, что у меня лихорадка, потому что я была бледная, и когда он спросил, что со мной, я сказала, что болит голова. Голова и правда немножко болела, но на самом деле... на самом деле у меня заболело сердце. Я не скажу папе, чтобы он не волновался. Потому что у меня оно болит не так, как у него... я даже не знаю, как сказать. Просто мы уже подходили к дому, когда на улице появился тот всадник. Может, он и до этого проезжал по нашей улице, только я раньше не замечала, а сегодня ярко светило солнце, и оно вдруг отразилось в его доспехах, отразилось так, что я зажмурилась. Я стояла почти что у него на пути, и когда он подъехал, то немного наклонился и посмотрел на меня. Господь, Бог наш, Царь вселенной, какие голубые у него глаза! Я никогда не видела никого красивее, он был прекрасен, точно... точно Иосиф! Наверно, он решил, что я дурочка, ведь я стояла, застыв, как Лоттова жена. Хорошо, что сестра оттащила меня с дороги. Он поехал дальше, а я только и смогла прошептать:

— Сара, кто это?

— Помощник шерифа, — ответила она и нахмурилась. Неужели он ей не понравился?

***


Вот почему Ада, наша служанка, вечно ябедничает? Я уже совсем выздоровела и просто стояла в дверях, даже из дома не выходила, а она раскричалась и нажаловалась Саре. И сестрица тоже хороша — как давай меня ругать! Ага, ей-то можно сидеть у окна и делать вид, что шьет, почему же мне тогда даже к двери нельзя подойти? Ну ладно, она хотя бы пообещала ничего не говорить папе. Но зато я слышала, как соседка сказала Саре, что помощник шерифа приезжает по средам на рыночную площадь, чтобы следить за сбором пошлины. Его зовут Гиб... Гитс... какие же сложные у них имена... Гизборн. Значит, это он охраняет нас от разбойников, которых так много близ Ноттингема. А завтра как раз среда.

***


Видно, Бог проклял час моего рождения, если мне так не везет. И что такого страшного, если я чуть-чуть отошла от дома, ведь до рынка совсем недалеко. А все моя противная сестра — надо же было ей увидеть меня на площади. Она потащила меня домой и всю дорогу зудела, точно оса, а когда я спросила ее, что она сама делала на рынке, ведь Ада еще утром купила все, что нужно, разозлилась еще больше и отправила меня на кухню помогать служанке. И вовсе не нарочно я опрокинула тот кувшин с маслом, а если и нарочно, можно подумать, что этот кувшин у нас последний, точно у вдовы сарептской! Но Сара разверещалась как сойка и пожаловалась папе, а ведь ему нельзя волноваться. Папа видел, что я вот-вот заплачу, и не стал меня ругать, только сказал, что если я исправлюсь и буду вести себя хорошо, то смогу попросить у него, что захочу. Ничего мне не надо, почему они обращаются со мной, точно с младенцем, я ведь уже почти взрослая!

Потом я спряталась в чулане и уже там наревелась. Но плакала я вовсе не из-за этой вредины, моей сестры, а потому, что она так быстро увела меня с рынка, куда как раз приехал помощник шерифа. Все называли его сэр Гай. Какое красивое у него имя — Гай... И сам он красивее всех в Ноттингеме. Да и вообще красивее всех! Я тогда притаилась за углом лавки мясника, где меня никто не замечал, смотрела на него и не могла насмотреться. У меня так разболелась грудь, что я едва могла вздохнуть, а сердце билось сильно-сильно, и я молила Бога, чтобы сэр Гай взглянул на меня хоть раз... Но если бы он и в самом деле посмотрел в мою сторону, я бы, наверное, умерла...

И тут на рынке появилась Сара, ну как назло. Теперь меня ни за что не выпустят из дома, и я не смогу больше его увидеть. Во имя Господа, Бога Израиля, как же мне быть? Господь, Бог наш, Царь вселенной, который освятил нас заповедями Своими, прими вопль наш и услышь наш крик, о ведающий тайное! Сжалься же, Господь, Бог наш, над Израилем, народом твоим, и над Иерусалимом, городом твоим, и над... Ой, ведь папа говорил, что хочет пойти в замок и узнать, когда вернется шериф.

Сара спросила его:

«Разве шериф в отъезде?»

И папа ответил:

«Да, он оставил вместо себя этого долговязого солдафона».

Какая же я глупая, что не сообразила сразу, про кого он говорил. Значит, если я буду послушной, то смогу попросить, о чем захочу?

***


Я ненавижу ее, ненавижу! Она все испортила! Всю неделю я была кроткой, как агнец — я помогала Аде, я не отвлекала отца, я не дерзила Саре — и папа сказал, что он очень мной доволен, а я попросила его взять меня в замок. Ой, как он удивился, но ведь он обещал, и в замке, наверное, очень красиво, а я никогда там не была, и он же обещал, папочка, ну пожалуйста!

Он уже готов был согласиться, я это видела, но тут влезла Сара:

— Что за странные у тебя фантазии, Эстер! Тебе нечего там делать, лучше мы завтра пойдем с тобой в ювелирную лавку, и ты выберешь себе красивый браслет или серьги, какие пожелаешь.

Да не нужны мне эти побрякушки, пусть сама выпрашивает их у своего толстого, точно пивная бочка, старого жениха!

Я умоляюще посмотрела на папу, но он только ласково погладил меня по голове и сказал:

— Твоя сестра права, Эстер, маленьким девочкам нечего делать в Ноттингемском замке.

Но я уже не маленькая, мне почти двенадцать лет! А моя противная сестрица принарядилась и отправилась в замок вместе с отцом; всегда изображает из себя первую красавицу, будто она — сама царица Савская, а ведь даже ее жених Аарон сказал, что когда я вырасту, то буду красивее, чем она.

Я прождала их целый день, думала, что когда отец вернется, то хотя бы расскажет, как его встретил помощник шерифа, то есть, шериф, а тут опять Сара:

— Бегите, дети, папа очень устал.

Ненавижу ее!

***


Вот уже два дня прошло с тех пор, как папа ходил в замок. У него хорошее настроение, и Сара тоже повеселела, все время улыбается и даже что-то напевает себе под нос. Ну и пусть! А я сейчас спряталась на заднем дворе, и сестрица может звать меня, пока ей не надоест, я все равно не откликнусь.

— Девочка!

Передо мной стоял высокий человек, лицо его было скрыто капюшоном, но голос... Голос показался мне знакомым.

— Девочка, ты из этого дома?

Я кивнула, а он сунул мне в руку какую-то бумагу и торопливо пробормотал:

— Передай это Саре де Тальмон, передай прямо сейчас...

И тут же ушел.

Но я узнала его, этот голос я слышала тогда на рыночной площади, это был он, он — сэр Гай! Как сильно колотится сердце, сейчас посмотрю, что он мне дал, вот только переведу дух. Тут что-то написано, но я не умею читать по-английски. Что он ей написал? Не буду я ничего передавать, не буду! Или лучше отдам записку папе, да, так и сделаю, и поглядим, что тогда запоет моя противная сестра.

Я побежала в дом, где отец сидел за книгами, но Сара тут как тут:

— Что это у тебя, Эстер? Покажи! Кто это тебе дал?

Я сказала, что не знаю человека, который это принес, а Сара, прочитав, что там написано, побледнела и сказала папе:

— Я тебя предупреждала.

И потом началась такая суматоха! Я поняла только, что нам надо уходить прямо сейчас и нужно добраться в Линкольн, в дом дяди. Мне страшно, ой как мне страшно, и на улице кто-то кричит, но я не буду плакать, ведь я уже не ребенок. Господь не покинет свой народ ради имени Своего великого, да будет угодно Тебе, Бог отцов наших, возвратить сынов Израиля в жилища их, и спасти нас от всякого врага и от подстерегающего нас в пути, услышь моления наши, ибо Ты Бог, внемлющий молитве и мольбе!

***


Мы снова живем в Линкольне, прошла уже неделя после свадьбы моей сестры и почти три месяца, как мы бежали из Ноттингема. Сейчас мы в безопасности, и папе гораздо лучше, а ведь нам грозила большая беда, теперь-то я все понимаю. Мы тогда едва-едва успели покинуть город, и когда оказались в лесу, папа и Сара немного успокоились. Сначала все было хорошо, но потом нам встретился какой-то человек, с виду совсем не страшный, который оказался разбойником. Сара отдала ему кошелек, и он ушел. А папа сказал, что лучше бы шериф занимался своими прямыми обязанностями, вместо того, чтобы притеснять бедных евреев, ведь окрестности города кишат бандитами, как собачья шкура блохами. Мы решили немного отдохнуть, чтобы папе стало легче, но тут услышали конский топот, и на поляну, где мы остановились, выехали всадники. Отец и Сара страшно перепугались, а я не испугалась ничуточки — это был сэр Гай со своими людьми.

Я хотела сказать папе, чтобы он не боялся, ведь это Гизборн всех нас спас, но не успела, сэр Гай уже подъехал к нам:

— Так-так, далеко ли собрался, де Тальмон?

Он был точно Иисус Навин во главе войска!

Папа испуганно прижал к себе меня и Самуила и стал просить отпустить нас, но сэр Гай лишь небрежно махнул рукой в ответ:

— Замолчи, старик, я хочу поговорить с твоей дочерью.

Поговорить со мной?! Неужели правда, ой-ой... Глупая курица, ему нужна была Сара. Сэр Гай отошел с ней в сторону, а мы остались под охраной его людей.

Только охрана больше интересовалась не нами, а содержимым наших дорожных мешков, и папа тихонько шепнул мне:

— Эстер, дитя мое, постарайся узнать, о чем они говорят.

Я подкралась поближе и прислушалась. О Бог Авраама, и Бог Исаака, и Бог Иакова, лучше бы ушам моим никогда этого не слышать — он уговаривал мою сестру выйти за него замуж! Господь, Царь вселенной, ты не допустишь этого, ведь она, конечно, согласится, надо быть безмозглой ослицей, чтобы отказаться... Она отказалась! Ой, что она наговорила ему — все-таки сестра у меня смелая, хоть и круглая дура.

Только сэр Гай даже слушать не стал, а просто посадил Сару на коня и сказал папе:

— Она будет моей.

И они уехали. Папа кинулся за ними, а мы с братом остались одни. Совсем одни в лесу, где полно разбойников и волков. Надо успокоить братишку, он же еще маленький, ему всего восемь лет, а я уже почти взрослая. Мы подождем папу здесь, не бойся!

А если он не вернется? Я ничего не скажу Самуилу, но что нам делать, если папа не придет? Хорошо, что здесь есть какая-то дорога, мы не заблудимся, пойдем по этой дороге, обязательно кого-нибудь встретим и попросим помочь добраться до Линкольна. У нас есть ослик, в мешке остались лепешки и немного денег, значит, мы не умрем от голода. Я посажу брата верхом, он же младший, а сама пойду пешком, и мы обязательно дойдем до дяди...

— Эстер, — я задумалась, а Самуил дергает меня за руку, — Эстер, сюда кто-то идет.

Помилуй нас, Господь, это могут быть солдаты, а могут быть и разбойники, но нам лучше не попадаться на глаза ни тем, ни другим...

...А я-то думала, что истории про веселых стрелков, что живут в Шервудском лесу, это сказки. Ничего не сказки, и хотя один из них был огромный и лохматый, точно Голиаф, зато остальные совсем не страшные. Среди них была даже девушка, такая ласковая, и христианский ребе из тех, кого называют «монах».

А самый главный, Король Шервуда, очень красивый, он спросил нас, как мы очутились в лесу, и где наш папа, и кто увез Сару, а потом сказал:

— Мы отправляемся на охоту.

С нами остались только ребе-монах и девушка, а остальные ушли. Я спросила у нее, неужели это тот самый Робин Гуд?

Она улыбнулась и ответила:

— Да, это он, и вам нечего бояться.

Робин Гуд, настоящий Робин Гуд! И тут я вспомнила, что Гай... сэр Гай — его враг, а ведь я только что рассказала, где его найти. Что я наделала, теперь он погибнет, погибнет из-за меня! Пусть Всевышний покарает меня в Судный день, пусть горит огнем место, где ступит нога моя! Я зарыдала, бросилась к девушке и стала умолять ее не убивать сэра Гая, ведь Саре он не сделал ничего плохого и спас всю нашу семью, а она, видимо, решила, что я обезумела.

Монах тоже очень удивился и спросил:

— Что это стряслось с девочкой, Цветочек? Мне показалось, она боится за Гизборна?

— Ну что ты, Тук, — укоризненно ответила девушка, — она просто испугана и не очень хорошо знает по-английски.

Они ничего не поняли, ничего. Пусть христианский Бог защитит и спасет его, даже если он хочет жениться на Саре! Хотя если они поженятся... я же смогу навещать свою сестру? И кто знает, если она вдруг умрет... сохрани нас от этого Господь, великий в своем милосердии, но такое может случиться, а ему нравятся еврейки, то почему бы... Ведь скоро я стану совсем взрослой...

Благословен Господь, избавитель Израиля — вернулся наш папа! Его привел тот огромный разбойник, похожий на Голиафа. Папа сказал, что Гизборна пока не догнали, и я подумала, что может быть, его и не смогут догнать. Но не успели мы успокоиться, как появились солдаты, а с ними важный маленький человек в смешном шлеме. Солдаты нацелили на нас арбалеты, а важный человек сказал, что тоже охотится за Гизборном. Почему они все такие злые?

Человек в смешном шлеме оказался шерифом. Какой странный в Англии король, разве можно назначать шерифом такого глупца, ведь папа сказал ему, что нельзя открывать священную книгу, а он не послушался. Я впервые видела, как сходят с ума — это было совсем не страшно и даже немножко смешно. Но солдаты почему-то перепугались, половина из них разбежалась, а с остальными справились подоспевшие разбойники.

***


Их не зря зовут «веселыми» — пока мы у них гостили, они и правда много шутили и смеялись, и даже человек, который сначала отобрал у Сары кошелек, оказался на самом деле хорошим, учил Самуила стрелять из лука и мне дал попробовать стрельнуть, только у меня ничего не получилось, да еще тетива больно ударила по пальцам. Но самым веселым был тот большой разбойник со странным именем Малютка Джон, он катал моего братишку на плечах и так смешно передразнивал шерифа.

Тогда, на поляне, когда Робин Гуд отпустил пленников по просьбе папы, и шериф подошел к своему коню, Малютка Джон вдруг положил ему на плечо свою лапищу, от чего тот испуганно пригнулся, и пробасил:

— Не хочешь поменять коня, а, шериф? Тебе больше подойдет другая скотина!

Под хохот остальных он легко снял с нашего осла вьюки и перебросил их на спину шерифской лошади, а шерифа подтолкнул к ослу. Маленький шериф только злобно окрысился на радость остальным веселым стрелкам, но ничего не сказал.

— За такого славного скакуна одного будет маловато, — со смехом сказал разбойник, которого мы встретили первым, — надо бы добавить еще!

И он пошел к вороному коню Гизборна. Но только он протянул руку к поводьям... Сэр Гай был безоружен, но его синие глаза полыхнули таким огнем, что разбойник отшатнулся и схватился за меч, а у меня замерло сердце. И смех на поляне сразу затих.

— Уилл, — крикнул Король Шервуда, — Уилл, оставь его!

Долгий миг разбойник и рыцарь сверлили друг друга взглядами, но вот тот, которого назвали Уиллом, что-то буркнул себе под нос, сплюнул и отвел глаза. А сэр Гай презрительно усмехнулся.

Шерифа посадили на осла задом наперед и проводили под свист и улюлюканье всей веселой шайки. Следом ехал Гай... сэр Гай. Теперь никто не смеялся, только Уилл процедил сквозь зубы:

— Не вздумай попасться мне еще раз, Гизборн!

Гай не смотрел вокруг и не видел, каким взглядом его провожала Сара. Как я могла называть своей сестрой эту ядовитую змею, никогда не забуду, что она потребовала его смерти! Я опять стояла почти что у него на пути, и когда он подъехал, то вновь посмотрел на меня.

Но на этот раз я не отвела взгляд. Вы ведь очень влюбчивый, сэр Гай, и вам нравятся еврейки? Ну что ж, запомните меня хорошенько. Я знаю, что мы еще встретимся...

---

ФБ 2019

Вопрос

Название: Вопрос
Автор: fandom Guy Gisburne - Robert Addie 2019
Бета: fandom Guy Gisburne - Robert Addie 2019
Размер: драббл, 519 слов
Канон: Robin of Sherwood ("Робин из Шервуда")
Пейринг/Персонажи: юный Гай Гизборн, леди Маргарет Гизборн, Эдмунд Гизборн
Категория: джен
Жанр: юмор
Рейтинг: G
Краткое содержание: Юный Гай начинает задавать родителям не совсем удобные вопросы...
Примечание/Предупреждения: преканон


Леди Маргарет наклонилась над очагом и сосредоточенно помешала начинающее закипать варево. Почти готово. Только вот Эдмунд еще не вернулся. Обещал возвратиться сразу после обеда, а дело уже к вечеру.

Раздражение нарастало, и леди готова была закипеть, почти как гороховая похлебка, что булькала сейчас в котле. Дай дорогому супругу волю, он целыми днями будет носиться по лесам, драть глотку в компании таких же горлопанов-соседей, и наплевать ему на жену. Он, видите ли, охотится! А она, между прочим, торчит у огня, точно простая кухарка, лишь бы накормить его приличным ужином.

Маргарет Гизборн отерла со лба мелкие бисеринки пота и помрачнела еще больше.

Можно было не сомневаться, что сегодня муж решил задержаться ей назло. В отместку за то, что не отпустила с ним сына. Он, конечно, приучает мальчика к псовой охоте, тонкости которой обязан знать каждый благородный лорд, но кто мешает ему делать это летом, а не в зимний холод? И Гай тоже хорош — надулся на нее, даже ничего не ел за обедом.

— Матушка!

От неожиданности Маргарет едва не выронила из рук оловянную ложку, которой продолжала помешивать будущий ужин, и сердито повернулась к незаметно подошедшему сыну.

— Матушка, откуда берутся дети?

С обреченным «бульк!» ложка утонула в котле, а леди Гизборн захлопала глазами и почувствовала, что краснеет, точно монастырская послушница.

— Я, конечно, знаю, как они появляются на свет Божий, — совершенно серьезно продолжал ее девятилетний сын, — видел, как собаки щенятся… И как корова телится, тоже один раз видел…

Святая Богоматерь Ипсвичская! Забыв о кипящей похлебке, Маргарет побледнела и опустилась на лавку.

— Но вот откуда они берутся там, внутри?

Гай вопросительно смотрел на мать, а она только и смогла пробормотать:

— Тебе еще рано об этом знать…

— Почему?

Святая Маргарита, и что же она должна ответить? Почему Эдмунд не объяснил Гаю все сам, о таких вещах с мальчиком должен был побеседовать отец! Леди Гизборн набрала в грудь побольше воздуха и начала говорить о воле Божьей… о грехопадении Евы… и о том, что..., но сын, точно услышав какой-то посторонний шум, вдруг насмешливо перебил ее:

— Ты в этом ничего не понимаешь, правда? — отвернулся от растерянной матери и торжествующе удалился.

И тут ноздрей леди Маргарет достиг подозрительно знакомый запах. Господи Иисусе! Похлебка! Она бросилась спасать пригоревший ужин, и, как назло, услышала доносящиеся со двора громкие голоса вперемешку с собачьим лаем. А вот и Эдмунд, очень вовремя!

Но судьба смилостивилась над бедной леди Гизборн — появившийся на кухне слуга объявил, что милорд так устал на охоте, что сразу же отправился в опочивальню и просит у миледи извинения за то, что не выйдет к ужину.

…Эдмунд Гизборн наконец-то устроил поудобнее разбитое колено и довольно вытянулся на своем широком ложе. День сегодня не задался с самого утра — сначала повздорил с женой, а потом его угораздило вылететь из седла и повредить ногу. Ничего особенного, простая царапина, к утру заживет, но Эдмунду становилось тошно при одной мысли о том, как раскудахчется Маргарет. Вот он и подговорил Гая отвлечь чем-нибудь мать, пока он не доберется до спальни. И надо сказать, парень справился отлично.

Гизборн-старший отхлебнул подогретого с пряностями вина. В самый раз по зимней поре! Все-таки интересно, что мальчишка ей там наговорил?

— Отец!

Эдмунд повернулся к сыну и едва не поперхнулся, услышав:

— Отец, откуда берутся дети?

Будни хогвартской компании

Название: Будни хогвартской компании
Автор: fandom Guy Gisburne - Robert Addie 2019
Бета: fandom Guy Gisburne - Robert Addie 2019
Размер: мини, 3128 слов
Канон: Stalky & Co («Сталки и компания»)
Пейринг/Персонажи: Сталки и его неразлучные друзья Жук и Турок
Категория: джен
Жанр: юмор
Рейтинг: G
Краткое содержание: Сталки и компания являются учениками школы чародейства и волшебства Хогвартс и готовятся сдавать экзамены по СОВ. Время действия — за несколько лет до появления в школе мальчика по имени Гарри Поттер.
Примечание/Предупреждения: Кроссовер с «Гарри Поттером», написано по заявке с Инсайда

Наполненная солнечным светом гостиная Когтеврана этой весной не могла соперничать со свежим ветром, дующим с окрестных гор, юной зеленью листвы, чистой гладью озера и удержать студентов внутри здания школы. Даже выпускники и пятикурсники предпочитали готовиться к экзаменам на воздухе, не говоря о малышах, чьи не смолкавшие ни на минуту крики доводили до нервного тика беднягу Аргуса Филча.

В один из таких почти летних дней, когда меньше всего хочется думать о СОВ и ЖАБА, к высокому дубу, излюбленному месту своих посиделок, направлялась хорошо известная всему Хогвартсу неразлучная троица.

Но в противоположность сияющему солнечному дню, лица троих приятелей были чернее ночи.

— Это несправедливо! — горячился МакТурк, — вчера Кинг снял с факультета десять очков за якобы неспортивное поведение, а сегодня вообще заявил, что Распределяющая Шляпа ошиблась, направив нас в Когтевран. А по-моему, самой страшной ошибкой будет, если Кинга назначат нашим деканом, право, по сравнению с ним старина Праут начинает мне казаться образцовым профессором!

— На уроках Праута хотя бы можно было спокойно выспаться, он прекрасно понимал, что история магии даром никому не сдалась, — откликнулся Жук, — а вот каким образом бесконечные конспекты, которые мы пишем с Кингом, помогут защититься от упыря или, к примеру, оборотня…

— Тебе нечего опасаться, Жук, — как всегда насмешливо перебил его Сталки, — просто прочтешь им пару строф своей новой поэмы, и вся нечисть разбежится сама!

— Может быть, — Жук поправил сползающие очки, — а вот что будешь делать ты, мистер будущий мракоборец?

— В любом случае, от стихов Жука толку будет больше, чем от той белиберды, которую втюхивает нам профессор Кинг, — Турок швырнул на траву «Теорию защитной магии» и опустился рядом.

— Положитесь на вашего дядю Сталки, о мои маловерные друзья, и он не оставит вас в беде, — похоже, к Сталки окончательно вернулось хорошее настроение. Он растянулся на теплой земле рядом с Турком, окинув мечтательным взглядом зеленую крону, и вдруг, молниеносным движением выхватив свою палочку — одиннадцать дюймов, кедр и сердце дракона, — вскинул её вверх, выкрикнув:

— Иммобулюс!

Вниз с дубовых ветвей, точно подстреленные фазаны, грохнулись два огненно-рыжих мальчика. Выставив палочки вперед, Сталки и Турок с интересом рассматривали неожиданную добычу, а Жук лихорадочно шарил руками в траве, пытаясь найти упавшие очки.

— Так-так, посмотрим, кто тут у нас, — Сталки нехорошо улыбнулся, — судя по мантиям, это мальки-гриффиндорцы, а судя по шевелюрам, — очередные Уизли, да еще сразу двое. Джордж и Фред, я полагаю? Явились шпионить за нами для своего братца-старосты?

— Мы не шпионы! — возмущенно выкрикнул один из мальчишек, кто именно, Джордж или Фред, понять было невозможно, близнецы были совершенно одинаковы от рыжих вихров на макушке до забрызганных грязью стоптанных ботинок. — И Перси тут ни при чем!

— О вас, ребята, идет такая слава, — вклинился Уизли-два, — что мы подумали…

— Подумали? — перебил его Сталки. — Знаешь, Турок, я готов согласиться со стариной Кингом — если Шляпа стала отправлять в Гриффиндор тех, кто способен думать, с ней явно что-то не то. Разве «Действуй, Не Думая» — это не ваш девиз?

— А тебе самое место в Слизерине! — дерзко заявил Уизли-раз, — там все такие же задавалы!

— Беру свои слова обратно, — Сталки иронично сморщил лоб. — Ты, о нахальная блоха, рожден быть гриффиндорцем… Жук, что ты там сопишь?

Расстроенный Жук, беспомощно щурясь, вертел в руках обломки очков.

— Окулус Репаро!

Раздался легкий щелчок, и Жук, облегченно вздохнув, водрузил целые очки на нос. Пока Сталки отвлекся на очкоремонт, оба Уизли, не теряя времени даром, одновременно сунули руки в карманы мантий, но МакТурк был начеку:

— Экспеллиармус!

И палочки близнецов, описав крутую дугу, отлетели в сторону.

— А ну-ка брысь отсюда, мелочь! — уже всерьез заявил мальчишкам Сталки. — И не смейте приближаться к нам впредь, пока я вам не разрешу.

Глядя в спины удаляющихся близнецов Уизли, он пророчески произнес:

— Помяните мое слово, девочки, Хогвартс с ними еще наплачется. Ну вылитые мы в молодости!

***


Ожидаемый уход профессора Праута (он наконец получил долгожданное место в Министерстве) оставил вакантными две должности — преподавателя истории магии и декана факультета Когтевран. И если с первой вакансией вопрос решился легко — новым преподавателем был назначен престарелый профессор Катберт Бинс, то на пост декана претендовали сразу двое: профессор Тибериус Кинг, преподаватель защиты от Темных искусств, и профессор Филиус Флитвик, преподаватель заклинаний. И хотя окончательное решение отбывший по неотложным делам Дамблдор должен был принять после своего возвращения, Кинг вел себя так, точно его назначение уже состоялось.

***


Ворвавшийся в гостиную МакТурк в ярости швырнул сумку с учебниками на пол, этого ему показалось недостаточно, и он от души пнул ее ногой. Сумка отлетела к столу, выпавшие книги рассыпались по полу, а сидевшая на окне сова Сталки по кличке Кокетка возмущенно ухнула.

— Не горячись так, Турок, — философски заметил Жук, поднимая голову от пергамента, на котором он что-то сосредоточенно писал — Снейп всегда был сволочью, что тебя удивляет?

— Дело не в Снейпе, — отозвался развалившийся в кресле Сталки, — то, что накануне матча он назначил дополнительные занятия лучшему охотнику команды Когтеврана и тем самым отстранил его от тренировок, вполне в его духе, но наш бесстрашный капитан Турок, несмотря на уговоры вашего дядюшки Сталки, решил поговорить об этом с Кингом. И как успехи, МакТурк?

— Он битый час объяснял мне, что мы трое — самоуверенные негодяи и отвратительные моральные уроды,— в отчаянии ответил МакТурк, — и я готов был согласиться с ним сто раз, лишь бы Кинг уговорил Снейпа вернуть к тренировкам Гола Глиссера — без него Слизерин выпотрошит нас, как Хагрид — индюшку на Рождество. Но в итоге этот осел рявкнул: «Как вы знаете, юноша, я категорически против того, чтобы вмешиваться в работу других профессоров, и свет клином на этом вашем квиддиче не сошелся», — и выставил меня за дверь.

Не в силах сдержаться, Турок отвесил своей многострадальной сумке еще один пинок и мрачно плюхнулся на мягкую кушетку у камина.

Жук и Сталки обменялись взглядом, в котором ясно читалось «А чего же ты ждала, дорогая?».

— Я собираюсь навестить Хагрида, — заявил Жук, сворачивая пергамент и засовывая в карман шоколадную плитку, — кто со мной?

— Я, — вскочивший с кресла Сталки запнулся о валяющийся на полу учебник Турка, и запустил «Магические отвары и зелья» в сторону их хозяина, — все равно рассчитывать на «Выше ожидаемого» или «Превосходно» у Кинга мне не приходится, без этого плакала моя карьера мракоборца, так какой смысл тратить время на зубрежку? Ты идешь, Турок?

МакТурк нехотя поднялся, еще раз мстительно взглянул на сиротливо оставленную посреди гостиной сумку, но передумал и просто вышел вслед за друзьями.

***


Хагрид встретил их как всегда радушно, но Сталки мигом засек, что хогвартский лесничий чем-то встревожен. Возможно, причина его тревоги находилась под старым перевернутым котлом у камина, из-под которого то и дело доносился подозрительный шорох. В подобных случаях Сталки предпочитал играть в открытую:

— Хагрид, говори честно, кого ты опять прячешь?

Великан, как раз разливавший гостям чай, вздрогнул и пролил содержимое чайника мимо чашки Турка.

— Вы ведь никому не скажете, ребята, да? — жалобно пробасил он, и, глядя, как вся троица энергично замотала головами, вздохнул: — Ладно, смотрите!

Хагрид надел на руку толстую перчатку из кожи венгерского хвосторога, сунул ее под перевернутый котел, а когда достал, на указательном пальце у него висел зверь, отдаленно напоминающий огромного крота. Только у этого крота имелось целых три пары коротких мощных лап, а под острым рыльцем, венчавшим плоскую мордочку, находилось четыре ряда мелких и острых, как бритва зубов, которыми он намертво вцепился в палец Хагрида.

— Хагрид, что это за тварь? — воскликнул Турок.

— Шотландский норокоп, — гордо ответил лесничий, — я назвал его Грызликом. Он такой милый, правда?

— Угу, — настороженно согласился Сталки, а Жук на всякий случай подвинулся ближе к выходу, вспомнив, как однажды неосторожно надел в гости в Хагриду очки в позолоченной оправе. Ну кто же знал, что именно в тот день великан принесет в хижину нюхлера! И с тех пор Жук держался начеку.

— Вообще-то норокопы безобидные, — продолжал Хагрид, безуспешно пытаясь стряхнуть Грызлика с руки, — если их не трогать… А ходы под землей копать — лучше их нету. Гномы из-за этого их приручают, и я вот тоже решил попробовать.

— Ну и как, получилось? — заинтересованно спросил Сталки.

— Не очень, — честно признался Хагрид, вновь энергично тряхнув рукой, но зверь, возмущенно пискнув, еще крепче вцепился в свою добычу, — у вас, ребята, случайно не найдется кусочка шоколада?

Виновато ойкнув, Жук полез в карман мантии:

— Хагрид, я совсем забыл! Ты же просил, и я принес. Вот! — он протянул лесничему шоколадную плитку в ладонь величиной.

— Порядок! — враз повеселевший Харгид перестал махать рукой, — Сталки, будь другом, подай клетку, там у порога стоит… Жук, только сразу-то шоколад не разворачивай! Эти норокопы любят его, шоколад, то есть, все равно, что дети малые, — он умильно посмотрел на Грызлика, — и учуять за милю могут. Жук, ты половинку отломи и в клетку кинь по моей команде, а Сталки дверцу закроет. Готовы? Давай!

Жук бросил в клетку половинку шоколадной плитки, норокоп, тут же отпустив палец Хагрида, с неожиданным проворством метнулся за ней, и Сталки захлопнул дверцу. Из клетки раздался торжествующий писк, сменившийся сосредоточенным хрумканьем.

— Вот так я его и приманил, — гордо заявил Хагрид, — на шоколад!

— А теперь что ты будешь с ним делать? — спросил МакТурк.

— Отпустить придется, — вздохнул Хагрид, — у него нора аккурат на опушке Запретного леса. Пойдемте, ребята, я вам покажу, где она. Может, навестите когда моего Грызлика, чтобы он не скучал…

Всю дорогу до опушки Сталки, которого раньше никогда не интересовали магические твари, не давал Хагриду ни минуты покоя, расспрашивая о повадках норокопов, и довольный лесничий самозабвенно вещал об «этих милых зверьках». Удивленный Турок вопросительно толкнул Жука в бок и получил в ответ многозначительный взгляд. Великий Сталки явно что-то задумал.

***


Едва возвращающаяся от Хагрида троица вошла в коридор школы, как за их спинами раздалось ехидное «мяу!» миссис Норрис, предвещающее неизбежное появление Аргуса Филча.

— Клянусь, я когда-нибудь скормлю эту кошку драконам! — прошипел Сталки. Добавить еще что-либо он не успел, ибо перед ними уже появился вездесущий завхоз Хогвартса. Окинув всех троих взглядом, в котором подозрительность соперничала с недоверием, Филч, к своему глубокому огорчению, понял, что явных признаков нарушения правил на этот раз не видит.

— Добрый вечер, мистер Филч! Прекрасная погода стоит, не так ли? — поприветствовал его Турок.

Бледное лицо Филча исказила нервная гримаса.

— Смейтесь, смейтесь… Недолго вам осталось! Послезавтра назначат нового декана, и уж он, помяните мое слово, сумеет навести порядок в Когтевране. Да-да, профессор Кинг сумеет навести порядок, он даже обещал, что подумает о розгах, да, обещал…

Друзья удивленно переглянулись:

— Разве профессор Дамблдор уже вернулся? — спросил Жук.

— На этот раз обойдутся без директора, — довольно заявил Филч, — в школу прибывает инспектор из Министерства, который уполномочен решить этот вопрос. Я обязательно напомню ему о разрешении на розги, непременно, — завхоз отвернулся и заковылял в сторону кухни, не переставая бормотать себе под нос: — Без розог здесь не справиться, я так и сказал профессору Кингу, и он обещал подумать, да, обещал…

— Все, заело пластинку, — МакТурк обожал форсить, употребляя магловские словечки.

— Не сердись на беднягу Филча, Турок, — взор Сталки сверкнул хищным блеском, не сулившим ничего хорошего, — даже он иногда может быть полезен!

***

На следующее утро Сталки бесследно исчез. Обнаружился он только к обеду, причем в руках у него находился огромный пакет, источающий аромат ванильного шоколада, а дабы отпали последние сомнения, на пакете красовалась затейливая надпись «Шоколадные сердца «Сладкого королевства». Пробегавший мимо малыш-пуффендуец повел носом и шумно сглотнул слюну.

Турок и Жук не успели задать ему ни одного вопроса, как Сталки пропал вновь, но на этот раз не бесследно — его видели беседующим с близнецами Уизли в коридоре, ведущем к башне Гриффиндора. Фред и Джордж вытянулись перед Сталки в струнку и пожирали его глазами, точно новобранцы — убеленного сединами боевого генерала.

На ужин он тоже не явился, а когда встревоженные друзья поднялись в спальню, то обнаружили в ней довольно ухмыляющегося Сталки и усыпанный шоколадными обертками пол.

— Сталки, ты что, сожрал все в одиночку? — потрясенно ахнул Жук.

Сталки обреченно возвел взор к потолку:

— Жук, ты так и останешься тупым ослом! Турок, можешь дать ему по шее, скажи, что это от меня.

МакТурк поспешил исполнить поручение, и отчаянно отбивавшемуся Жуку осталось только вопить:

— Ладно, мир, мир! Сталки, я осел, мир! Да хватит уже, Турок!

Вырвавшись из клинча, растрепанный Жук перевел дух и предложил:

— Давайте хотя бы уберем это, пока…

— И не подумаю, — перебил его Сталки, — на это должен полюбоваться Киса. Кстати, я уже слышу его шаги. Внимайте, о презренные, сюда идет наш великий и ужасный староста!

«Великим и ужасным» оказался долговязый худощавый юноша с намеком на редкие усики над верхней губой.

— Я хотел сказать вам, что на заседании Совета старост я намерен поставить вопрос о… Святой Мерлин, ну и свинарник!

Киса возмущенно оглядел спальню, но Сталки оставался невозмутим:

— Не обращай внимания, котик. Так какой вопрос ты собрался поставить на заседании Священного ареопага?

Староста недовольно покосился на нахала и продолжил:

— Поставить вопрос о фактическом отстранении от тренировок одного из лучших игроков нашей команды по квиддичу. Я считаю, что это недопустимо, и…

— А когда состоится этот ваш совет? — МакТурка, капитана когтевранской команды, вопрос отстранения Гола Глиссера, лучшего охотника прошлого сезона, волновал в первую очередь.

— Через две недели, — важно ответил Киса.

— Но матч уже через десять дней! — возмущенно завопил Турок. — И что проку от ваших заседаний…

— Успокойся, мой мальчик, — Сталки ловко перехватил МакТурка, который готов был броситься на Кису от избытка чувств, — Совет наверняка примет угрожающую резолюцию, которая, без сомнения, произведет на профессора Снейпа нужное впечатление.

— Зря смеетесь, — обиженно откликнулся Киса.

— И в мыслях не было, — заверил его Сталки, — Жук, будь добр, проводи мистера Кисулю, я не смогу долго удерживать нашего кипящего праведным гневом спортивного вождя!

— Счастливо оставаться, — Киса остановился в дверях и брезгливо поморщился, — и уберите здесь все…

Едва за старостой закрылась дверь, как Сталки, отпустив все еще возмущенно пыхтящего Турка, небрежно взмахнул палочкой:

— Акцио!

Разбросанные по полу обертки дружно собрались в тесную кучу.

— Экскуро!

Мусорная куча исчезла, а довольный Сталки вопросил:

— Ну разве ваш дядя Сталки не великий человек?

— Что ты задумал? — заинтересованно спросил Жук, но получил в ответ лишь коварную усмешку:

— Позже узнаешь! Завтра нас ждет интересное утро, но для начала нужно будет найти Пивза.

***


Пивз нашелся в коридоре третьего этажа. Зависнув под потолком, он меланхолично превращал в мелкие кусочки пергамент, в котором с трудом угадывалось чье-то домашнее задание.

— Эй, Пивз! — окликнул полтергейста Сталки, — спускайся, для тебя есть работенка.

Пивз, по своему обыкновению, издал губами непристойный звук, но все-таки спикировал вниз, усеяв пол обрывками пергамента.

Сталки показал ему ярко раскрашенную коробку с надписью «Шоколадные розы и прочие мимозы. Лучшее для вас из “Сладкого королевства”».

— Можешь передать это профессору Кингу?

Издав разочарованное «пу-у-у», Пивз вновь взмыл к потолку:

— Я тебе не сова, Сталки-палки, — заявил он сверху, — к тому же сегодня прибыл какой-то хмырь из Министерства, и Кровавый Барон предупредил, чтобы я и близко к Кингу не подходил. Так что не выйдет.

— А тебе и не нужно к нему подходить, — у Сталки был такой честный взгляд, что сразу становилось ясно — здесь что-то не так, — просто оставь наш маленький подарок на столе в его кабинете, и Барону не в чем будет тебя упрекнуть.

— Подлизываешься к будущему декану, Сталки-палки? — подозрительно спросил Пивз. Турок, Жук и Сталки покаянно опустили головы.

— Ладно, давай, — Пивз выхватил коробку у Сталки из рук и помчался по коридору, распевая во все горло: «Эй, берегись, посторонись! Дам по башке — улетишь на горшке, схвачу за ручки, закину за тучки!».

— Все! — облегченно выдохнул Сталки под удивленными взглядами друзей, — а теперь мы отправимся грызть гранит магических наук, как и полагается образцовым пятикурсникам. За мной!

***


Первым уроком в этот день была травология, на которой Турок заработал для Когтеврана десять очков подробным рассказом о зубастой герани; за ним шло зельеварение, на котором друзьям повезло меньше — при приготовлении умиротворяющего бальзама Жук умудрился добавить в зелье пять капель сиропа чемерицы вместо двух, а Сталки начал размешивать булькающее в котле варево не против, а по часовой стрелке, отчего его бальзам приобрел угрожающе бурый вид и отвратительный запах.

Надменно нахмурившийся профессор Снейп уже открыл было рот, чтобы высказаться по этому поводу, но его опередили донесшиеся откуда-то истошные крики и отчаянный визг. В коридоре раздался топот бегущих ног, и в класс зельеварения ворвался бледный, точно Серая Дама, Филч:

— Профессор Снейп, скорее! Кабинет профессора Кинга… Скорее!

Снейп кинулся за перепуганным завхозом, а заинтригованные студенты, побросав кипящие котлы, толкаясь, высыпали в коридор, где уже начала собираться гудящая от удивления толпа.

Крики прекратились так же неожиданно, как и начались, а мимо возбужденных учеников прошел озадаченный Хагрид, неся под мышкой пустую клетку.

Появившиеся в коридоре старосты начали разгонять всех по классам, но по рядам хогвартцев, точно пал по сухой траве, уже бежал шепоток: «Какой-то неизвестный зверь… в кабинете Кинга… набросился на них…
— И что?
— Кинг-то растерялся, зато профессор Снейп его одним махом! Оглушающим заклятьем!»

— Расходимся, расходимся! — деловито распоряжались старосты, и Перси Уизли, староста Гриффиндора, покосившись на Сталки и компанию, тревожно взглянул на своего когтевранского коллегу Кису. Киса едва заметно пожал плечами, и оба старосты сочли за благо промолчать.

***


Альбус Дамблдор внимательно смотрел на стоящих перед ним учеников. Его голубые глаза, лукаво поблескивавшие из-под очков со стёклами в форме полумесяца, сидевших на длинном носу, странно контрастировали со строгостью директорского голоса. Кроме Сталки, Жука и Турка в кабинете находился профессор Снейп.

— Как вы знаете, в Хогвартсе случилось крайне неприятное происшествие. Кто-то обнаружил в Запретном лесу шотландского норокопа и заманил его в школу, по-видимому, использовав в качестве приманки шоколад. Означенный зверь пробрался в кабинет профессора Кинга и напал на уважаемого инспектора из Министерства магии. А теперь, господа, постарайтесь убедить меня в том, что вы трое здесь ни при чем.

Глаза профессора Дамблдора вновь лукаво заискрились.

— Мы здесь ни при чем, профессор! — уверил его Жук.

— Мы здесь ни при чем, профессор! — поддержал друга Турок.

— Вся школа видела, что мы в то утро были на уроках, — заявил Сталки голосом человека, которому неведомо, что такое вранье.

— Вся школа, Коркран, видела вас накануне с огромным пакетом шоколада из «Сладкого королевства», — перебил его Снейп, — потрудитесь объяснить, куда он исчез?

— Я его съел, профессор, — отрапортовал Сталки, — я очень люблю сладкое!

— Странно, что вам не стало плохо от такого количества съеденного, — мрачно заметил Снейп.

— Он поделился с нами, профессор, — вклинился Турок.

— По-дружески, — добавил Жук.

— Имеется вполне заслуживающий доверия свидетель, который видел, что пол в спальне этих юношей был усыпан обертками от шоколадных конфет, — строгость в голосе Дамблдора уступила место веселому добродушию.

— Неряшливые мальчишки! — прошипел Снейп.

— Вы правы, Северус, — со вздохом согласился Дамблдор, — однако к нашему делу это не относится. Кроме того, они никак не могли войти в кабинет профессора Кинга и оставить шоколад у него на столе, ведь вы сами наложили на дверь кабинета Заклятие Непроникновения.

Снейп помрачнел еще больше.

— По моей просьбе Министерство согласилось не заострять внимание на этом досадном инциденте, — продолжал директор, — и я думаю, мы можем считать его исчерпанным.

Сухо поклонившись Дамблдору, Снейп резанул троицу взглядом и вышел.

— Что-то еще, мистер Коркран? — с усмешкой спросил Дамблдор, видя, что Сталки и компания не трогаются с места.

— Да, профессор, — Сталки выглядел серьезным, как мраморное надгробие, — хотя мы и не имеем к этому отношения, но ради блага факультета готовы принести профессору Кингу свои извинения… В качестве аванса!

— Я ценю ваше самопожертвование, джентльмены, — голос Дамблдора посерьезнел, а взгляд стал еще лукавее, — но, боюсь, в нем нет необходимости — сегодня профессор Кинг покинул Хогвартс, чтобы попробовать свои силы в работе в школе для маглов.

— Святой Мерлин! — простонал Турок. — В чем провинились перед тобой бедные маглы?

— Будем считать, что я ничего не слышал, мистер МакТурк, — строго заметил Дамблдор, — а сейчас я советую вам поторопиться, иначе вы пропустите церемонию представления нового декана Когтеврана и не успеете поздравить профессора Флитвика с назначением.

Дамблдор с улыбкой наблюдал, как компания спешно покидает кабинет, и эта улыбка стала еще шире, когда из-за закрывшейся двери донеслись ликующие крики:

— Тара-ра-рам-там-там!

— Враг повержен! Слышите!

— Враг повержен!

Ad stellam (К звезде)

Название: Ad stellam (К звезде)
Автор: fandom Guy Gisburne - Robert Addie 2019
Бета: fandom Guy Gisburne - Robert Addie 2019
Размер: мини, 2194 слов
Канон: Robin of Sherwood ("Робин из Шервуда")
Пейринг/Персонажи: сэр Гай Гизборн, Роберт де Рено, аббат Хьюго де Рено, леди Марион из Лифорда, Роберт Хантингтон
Категория: джен
Жанр: драма
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: по дороге в Хантингтон сэр Гай размышляет о Марион Лифорд и не только...


— Год назад мы бы этого не сделали, верно, Гизборн?

Вопрос дорогого шефа застал меня врасплох. Всю дорогу он общался исключительно со своим преподобным братцем, и это меня более чем устраивало. А тут вдруг спохватился, что рядом есть я. О чем вообще речь, чтоб его?

— Милорд?

— Не поехали бы через Шервудский лес.

Срань господня, опять он за свое! Дня не проходит, чтобы шериф не вспомнил об этом эпическом сражении — Великой Битве на Шервудском Холме, решившей судьбу всего христианского мира. Жаль, что христианский мир не в курсе. Надо что-то ответить, иначе этот прыщ не отвяжется:

— В Шервуде еще есть разбойники.

И немало, между прочим. И разбираться с этим дерьмом придется мне. И никто не позволит мне собрать солдат со всего графства для того, чтобы окружить несметное вражеское войско, состоящее из одного вонючего сакса, влюбленной в него девицы и мальчишки-полудурка. Угробить при этом половину своих людей, упустить двоих из этой троицы, а потом делать вид, что я — Александр Македонский.

— Но нет Робин Гуда. Нет вождя!

Ах, простите, милорд, я ничуть не собирался умалить величие вашей победы. Это круче, чем Фермопилы, Гавгамелы и Канны вместе взятые. А Гастингс там даже рядом не стоял.

Ну надо же, я еще помню античную историю. Отец Ансельм мною бы гордился. А может быть и нет, ведь старый греховодник, нанятый дражайшей маменькой мне в учителя, вечно жаловался, что мастер Гай пренебрегает изучением священной истории в угоду истории военной. Чертов ханжа.

— Хотел бы я знать, что случилось с другими – со Скэтлоком… Скарлетом… или как его? И с этим здоровым парнем, Малюткой Джоном, и с этим грязным сарацином.

Если бы год назад в Уикеме вместо того, чтобы устраивать победное бухалово, ты послушался меня, не пришлось бы сейчас гадать, где скрывается это отребье.

— Их всех надо было убить!

О, вот и Хьюго подал голос. Еще один великий стратег. Ставлю что угодно, перейди я на службу к кому-нибудь другому, добрейший аббат уже на следующий день забыл, как меня зовут, но я «переметнулся» (он так и заявил) к его брату, а такого Хьюго простить не в силах.

Поэтому сейчас братцы де Рено возьмутся за меня сообща, это они умеют. Гизборна гнобить — не в атаку ходить.

— Да, Хьюго, надо было. Не правда ли, Гизборн?

Началось.

— Я не виноват.

— Разве я вас виню?

Твою ж мать!

— Вы это подразумевали.

— Какие мы обидчивые…

Черта с два я могу позволить себе такую роскошь.

— Я найду их, милорд…

Даже и не подумаю искать. Пусть катятся прямиком в преисподнюю, где им самое место.

— …но для этого нужно время. И человек, который их спас.

А вот с ним я бы потолковал, серьезно так потолковал. Зараза, опять плечо заныло.

— Конечно, найдете, Гизборн. Я верю в ваши способности.

Издевается, сука. И насмешливое «Ха!» аббата стало мне окончательным приговором.


А чего я, собственно, ждал? Зачем вообще надо было тащиться за ними в Хантингтон? Шериф меня с собой не звал, а когда я вызвался его сопровождать, едва не послал туда, куда обычно посылал в таких случаях. Но, видимо, решил, что пререкаться всю дорогу с Хьюго — занятие слишком утомительное, а посему, Гизборн, вы едете. С де Рено все понятно, а вот мне-то зачем это понадобилось?

Я прекрасно знал, зачем. Какой смысл себя обманывать? С той самой минуты, как Хьюго обмолвился, что в Хантингтон прибудет Ричард Лифорд с дочерью, я уже знал, что поеду. Поеду, даже если между Ноттингемом и Хантингтоном разверзнется земля. Потому что там будет Марион Лифорд.

Я не видел ее с того дня, как король Джон даровал леди-разбойнице прощение. И предпочитал не задумываться о том, какую цену ей и ее папаше пришлось за это прощение заплатить. Предпочитал не замечать намеков на то, что мозгляк, который по недосмотру Божьему стал нашим королем, не меньше, чем к звонкой монете, питает слабость к хорошеньким девицам с нехорошей репутацией.

Сэр Ричард тогда благоразумно предпочел не задерживаться в монаршей резиденции, а Марион… Марион была похожа на одинокий стебелек в голом зимнем поле — беззащитный, хрупкий, покрытый льдистым инеем. Цветочек — так называл ее Тук. Глупый мешок с салом, что особенного в цветке, даже самом красивом? Он растет рядом, только протяни руку — и он твой. А Марион Лифорд была звездой. Прекрасной звездой, которая сияет в вышине, и сколько бы ты ни любовался ее лучезарной красотой, остается такой же недоступной.

Такой она показалась мне при нашей первой встрече в Ноттингемском замке. Я только поступил на службу к аббату — наивный лопоухий щенок, возомнивший себя крутым начальником. Впрочем, Хьюго мое рвение устраивало. Такой я и увидел ее — чистой и нежной, точно первая вечерняя звезда. Она смотрела на меня с интересом, но я, как последний придурок, ничего не замечал. Да если бы и заметил — Марион была под опекой моего сеньора, а значит, я и мысли не должен был допустить, что… Ладно, мысли я допускал, еще какие. Но виду старался не показывать. И очень скоро леди Лифорд перестала обращать на меня внимание. Даже на этого ходячего бурдюка Тука она смотрела куда ласковее, чем на меня — как на пустое место. И только когда я докладывал шерифу об исполнении некоторых его специфических распоряжений — с испугом и неприязнью. Но это все же лучше, чем безразличие. Просто женщине трудно понять, что такое приказ. Его не обсуждают.

Я быстро понял, что наш аббат вцепился в земли Лифордов как волк в добычу, а значит судьба Марион решена. Хьюго де Рено бывает очень красноречив, когда дело касается денег, и заморочить молодую леди разговорами о благочестивой монастырской жизни для него — раз плюнуть. Был бы жив старик Лифорд, думал я, у меня появился бы шанс, но что толку мечтать, если сэр Ричард сложил свою удалую голову в Святой земле. Сопроводить леди Марион в Керклис, по дороге навести порядок на мельнице, пленных не брать, Гизборн, выполняйте!

Пожалуй, на мельнице я тогда перестарался. Хотел произвести впечатление, мать его… Произвел, ничего не скажешь. На всю округу произвел, когда вернулся в Ноттингем задом кверху. Но только такой болван, как Локсли, мог подумать, что я скрипел зубами из-за того, что меня кинули поперек седла в одном исподнем.

Срань господня, да ничего другого от этих животных я и не ждал. Откровенно говоря, ждал гораздо худшего — еще под Аржантаном я насмотрелся на то, во что превращаются добрые поселяне, стоит им почуять кровь и поверить в свою безнаказанность. И если корчился и рычал от бессилия, точно раненый зверь, то только потому, что Марион оставалась в руках этих скотов, а я даже думать боялся, что они могут с ней сотворить. И не мог пригрозить, что вернусь и разорву на куски каждого из этих грязных смердов, если они посмеют к ней прикоснуться. Потому что они бы поняли, что она значит для меня.

Красота имеет власть даже над бандитами и убийцами. Они не посмели ее тронуть. Марион благополучно вернулась в монастырь, и я подумал, что все обошлось. Теперь можно было заняться теми висельниками, что засели в Шервудском лесу, как клопы в перине.

Но Локсли оказался не так-то прост. Я опять облажался, утешало только, что не один, а в малоприятной, но все же в компании. Когда Робин Гуд смылся у нас из под носа, унося с собой серебряную стрелу, шериф был взбешен до того, что аж забыл на меня наорать. И тут перед ним, как черт перед святым Антонием, с заманчивым предложением появился сам барон де Беллем.

Я ни минуты не сомневался, что шериф согласится. Так и вышло, а своего алчного братца он уболтал еще быстрее. Меня они в расчет не принимали, а зря. Но пока я прикидывал, как лучше напасть на этого нечестивца де Беллема (выходило, что лучше всего прямо в соборе — если драться с ним один на один, у меня все-таки был шанс; его нехристь-телохранитель ждал на дворе, а шериф слишком труслив, чтобы ввязаться в драку, не говоря уже об аббате), в голову пришла другая мысль («Гизборн, вы дали себе труд подумать, я поражен!» — поиздевался бы шериф) — пожалуй, только лорд Азаил знает, чем закончится схватка с бароном, и если меня прикончат, защитить леди Марион будет уже некому. А вот если сделать вид, что я с ними согласен… Будто мое согласие кто-то спрашивал. Я рявкнул на Тука, который что-то там начал лепетать про нечестивое решение — пусть не суется, не его собачье дело!

Пока де Беллем будет использовать Марион как приманку, ей ничего не угрожает, решил я тогда, так пусть барон и Локсли разберутся друг с другом, а с оставшимся из них уж точно разберусь я. А потом смогу потребовать свою награду. Свою Звезду. И если для этого нужно, чтобы Лифорд-Грандж достался Хьюго, то пусть подавится.

***


Я видел, как падают с неба звезды. Всего один короткий сполох, точно один удар сердца. Вернее, удар прямо в сердце. Как она могла уйти в лес с грязным браконьером? Я не мог этого понять. Благородная леди побежала за смазливым мужланом, точно дворовая сучка за кобелем. Видно, прав был старик Гизборн, когда говорил, что у женщины понятия о чести не больше, чем у козы.

Я хотел ненавидеть ее, но не мог. Зато всей душой возненавидел невесть что возомнившего о себе поганого сакса, Короля Шервуда. Что он мог дать ей, этот Локсли? Грязь, лохмотья, постоянную опасность и неизбежную виселицу как итог всему? Отличная перспектива!

Я надеялся, что она одумается. Напрасные надежды. Пытался ее забыть. Зачетное решение, учитывая то, что с утра до вечера я только и делал, что пытался их поймать. А с вечера до утра только и слышал от всех, начиная с шерифа и заканчивая последним нищим у городских ворот — «Робин Гуд, Робин Гуд, Робин Гуд… Робин Гуд и леди Марион!»

Пошел на прямое нарушение приказа короля, пытаясь спасти ее от смерти, и получил благодарность в виде арбалетного болта в спину. Suum cuique, как говаривал брат Ансельм, пытаясь вдолбить латынь в мою тупую голову.

И все-таки… Все-таки хорошо, что меня не было на Холме, где погиб Локсли. И что сейчас я еду в Хантингтон.

***


Я знал, что скупость шерифа рано или поздно выйдет ему боком. Его милость называл это разумной экономией. И в рамках этой экономии всегда, сука, приказывал разбавлять вино, которое в Ноттингеме подавали к столу.

Но в Хантингтоне подобной экономией не заморачивались, а много ли надо выпить такому недомерку, как мой шеф, чтобы надраться? Его развезло уже после второго кубка, и он понес такую околесицу, что любо-дорого. И братец Хьюго от него не отставал.

Давно я так не веселился, слушая, как оба де Рено мелют языками, точно жернова чертовой мельницы! Особенно они разошлись, увидев сэра Ричарда Лифорда и его очаровательную дочь. Досталось всем, включая Его Величество Джона. Будь на моем месте наш славный капитан Джеймс, он уже строчил бы донос куда следует. Ладно, я не стану этого делать, ибо Роберт и Хьюго, сами того не желая, впервые в жизни сказали правду, только правду и ничего, кроме правды, аминь. Старик Лифорд едва не лопнул от злости, а Марион готова была провалиться сквозь землю от унижения. Поделом.

Но тут вмешался граф Хантингтон. Стоило ему упомянуть о недовольстве короля, как шериф протрезвел на глазах, заткнулся сам и заткнул аббата. Быстро соображает, этого у него не отнять.

А Марион наконец-то обратила внимание на молодого Хантингтона, который едва дыру на ней не проглядел. И что зря пялишься, парень? Папаша наверняка уже подыскал тебе невесту каких-нибудь королевских кровей. Хорошо быть графским сынком.

После той милой беседы де Рено быстро оценил обстановку в зале и выбрал тактически верное месторасположение поближе к виночерпию и подальше от толпы нечесанных дикарей, гордо именуемых свитой лорда Клана. А заодно и от сэра Ричарда, который с надменным видом уселся рядом с графом. Марион стояла в толпе девиц, которые улыбались ей в глаза и тут же шушукались за спиной. Невинный женский серпентарий во всей красе. Она так ни разу и не взглянула на меня. Оставалось утешаться тем, что она вообще не поднимала глаз. Интересно, если я скажу ей, что у того чертова сарая я стрелял не в нее, а в Локсли, а как следует прицелиться, когда на тебе пылает одежда, проблематично, что-нибудь изменится? Вопрос риторический.

Время от времени старый граф, как и положено радушному хозяину, обходил своих гостей, и даже, сменив гнев на милость, бросил несколько слов де Рено. А потом поинтересовался, буду ли я танцевать. Повернувшись так, чтобы моя физиономия была видна шерифу и не видна Хантингтону, я скорчил кислую мину, и тут же получил руководящее указание — Гизборн, вы должны принять участие в танцах! Что мне и требовалось.

Зазвучали мерные аккорды паваны, и я встал в ряд танцующих. Раз, два, поворот; раз, два, поклон; раз, два, поворот… И вот Марион Лифорд рядом со мной. Она смотрит прямо перед собой и молчит. Раз, два, поклон… Холодная и далекая, точно звезда, что ранним мартовским утром уже едва видна на небосклоне, который озаряет поднимающееся солнце.

Опять я за свое. Хватит с меня звездных воздыханий, надо что-то сказать, в конце концов!

— Вы танцевали в Шервудском лесу?

Не очень удачное начало, но лучше, чем ничего. Раз, два, поворот…

— В чем дело?

Она молчит — молчит, хотя прекрасно видит, как меня бесит ее молчание. Ну уж нет, на этот раз я найду, что вам сказать, миледи!

— В чем же дело? Забыли, леди Волчья голова?

Блестяще, Гизборн, блестяще! Раз, два, поклон, кавалеры меняют дам… Получите титул «Любезник года» и полный ненависти взгляд в придачу, спасибо, что не еще один арбалетный болт. Стоило ради этого тащиться сюда из Ноттингема. Срань господня, да когда же я перестану искать то, чего не терял!

… Этот сопляк, молодой Хантингтон, оказался крепким орешком. И, увидев, каким взглядом он обменялся с моей Звездой, я понял все. Я понял все даже раньше, чем поняли они. Я видел, как падают с утреннего неба звезды. Всего один короткий сполох, точно один удар сердца.

Смирение и гордыня

Название: Смирение и гордыня
Автор: fandom Guy Gisburne - Robert Addie 2019
Бета: fandom Guy Gisburne - Robert Addie 2019
Размер: мини, 1240 слов
Канон: Robin of Sherwood ("Робин из Шервуда")
Пейринг/Персонажи: Эдмунд Гизборн/Маргарет Гизборн
Категория: гет
Жанр: драма
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Точка зрения Эдмунда Гизборна на семейную историю
Примечание/Предупреждения: преканон


— Спрашиваю вас, есть ли причины, не позволяющие вам вступить в брак? Говорите сейчас, или не говорите никогда.

Эдмунд сжал челюсти с такой силой, что у него что-то хрустнуло за ушами. Только бы сдержаться, только бы стерпеть, ибо больше всего на свете ему хотелось сейчас заорать, одним движением руки разметать стоящих рядом людей, броситься вон из храма, и пусть помилует Господь того, кто окажется у него на пути.

Господи, великий и милосердный, Ты же читаешь в наших сердцах как в открытой книге, значит, Ты видишь — то, что сейчас происходит, не имеет никакого отношения ни к любви, ни к моим желаниям. Кому вообще нужен этот балаган? Уж точно не мне и не этой чужой разряженной кукле, что стоит рядом, хлопая глазами, точно испуганная курица.

Разве что многочисленным гостям, собравшимся со всей округи, чтобы надраться да нажраться от пуза, и неважно, на свадьбе или на похоронах, или отцу, вернее, отцам новобрачных? Вот им, пожалуй, эта комедия нужнее всех, так и светятся от удовольствия, что семьи Гизборнов и Лейтонов наконец породнились, и наверняка оба уже подсчитали все выгоды от подобного союза.

Гостей и вправду набилось столько, что негде мухе пролететь, но он точно знал, что Энни среди них нет. Энни, его Энни, это она должна была сейчас стоять рядом, это ей он должен был клясться в верности, и плевать, что ее старик беден, как церковная крыса и вообще чертов сакс, плевать, что из приданого у нее одна заштопанная камиза, плевать! Почему он так долго тянул, почему давно не сказал отцу, что не желает видеть своей женой никого, кроме дочери их соседа? Да потому что отлично понимал, каков будет ответ.

И дождался того, что в один злосчастный день папаша с довольной ухмылочкой заявил: они с отцом Маргарет Лейтон пришли, наконец, к соглашению, и свадьба состоится через две недели. Вы чем-то недовольны, Эдмунд?

— Я не могу жениться на ней, отец. Я совсем ее не знаю.

— Что еще за вздор! На кой там ее знать, девица как девица, две руки, две ноги, и между ними, я надеюсь, все, как полагается. Да еще и хорошенькая, к тому же. Какого дьявола Вам еще нужно?

— Но я не люблю ее.

— Да при чем здесь это? – искренне удивился отец, — люби ты кого хочешь, брак — совсем другое дело. Люби для удовольствия, а женись для пользы! Я говорю с тобой о серьезных вещах, о славе нашего древнего рода, а ты рассуждаешь, как сопливый мальчишка, — в сердцах добавил он. — Союзом с этой семьей нельзя пренебрегать.

— Но я не люблю ее! — с вызовом повторил сын.

Подобных выходок старик Гизборн не терпел.

— А тебя никто не спрашивает, щенок, — загремел он известным на всю округу громовым гизборновским ревом, — наслушался муры собачьей, что распевают всякие бродячие бездельники. Ноги этих мерзавцев больше не будет в моем доме! Глядите-ка, любовь ему подавай, да ты понимаешь или нет, что я уже дал слово ?

Эдмунд набычился, не сводя с отца упрямого взгляда, и тот довольно крякнул про себя — этого парня криком не возьмешь, не на такого напал, его сын настоящий Гизборн! Но именно поэтому старик не сомневался - он выполнит свой долг и покорится воле отца, мужчинам в их роду не надо объяснять, что такое верность долгу, и не важно, перед Богом, сеньором или собственной семьей.

И, глядя на угрюмо молчавшего Эдмунда, он внушительно продолжил:

— Когда-то я выполнил волю моего отца, твоего деда, теперь пришла твоя очередь. И рано или поздно твоему сыну тоже придется поступить не так, как ему хочется, но так, как требует честь славного имени Гизборн!

— …согласны ли вы взять эту женщину в жены, чтобы жить с ней в благодати Божией, в горе и радости, в богатстве и бедности, в болезни и здравии, пока смерть не разлучит вас?

Эдмунд перехватил тяжелый взгляд отца и выдохнул через крепко сжатые зубы:

— Да!

***

Святая Пятница, ну сколько же можно орать? Эдмунд потянулся за кувшином и вновь до краев наполнил глиняную кружку, из которой за неимением кубка глушил вино. Он выпил уже достаточно, чтобы свалить с ног быка, но хмель и не думал его брать, наверное, потому что даже закрытая дверь не слишком заглушала стонов мучавшейся родовыми схватками Мэйджи, леди Маргарет, его жены.

Да уж, не о такой славе древнего имени Гизборнов мечтал его папаша, когда заставил его жениться на этой шлюхе. Сука! Эдмунд хотел было запустить кружкой в стену и полюбоваться, как брызнут во все стороны осколки, но подумал, что тогда придется спускаться за другой на кухню, служанку не дозовешься, вся челядь суетится сейчас вокруг его чертовой женушки. А он намерен прикончить этот кувшин до конца и взяться за следующий.

Надо же, а ведь совсем недавно он надеялся, что их жизнь наладится, когда щедро хлебнув лиха в крестовом походе, вернулся к родному очагу. Увидев, что Мэйджи немного раздобрела, ни о чем таком не подумал, только через несколько дней пошутил насчет ее слегка округлившегося живота. И услышал, что скоро она станет матерью, вот только он здесь ни при чем.

Спасло её тогда только то, что Эдмунд был не сильно пьян; пропусти он за ужином еще пару кружек анжуйского, точно бы не сдержался. Но Бог упас от греха, хотя… Срань Господня, да вернись он несколькими месяцами позже, эту потаскуху можно было смело заточить в монастырь, и никто вокруг и слова бы не сказал, с неверными женами так и надо. А сейчас все подумали, что положение леди Маргарет — его заслуга, и чего ему стоило принимать поздравления соседей и выслушивать их льстивые речи о том, что Господь благословил его возвращение!

Оставалась одна надежда — у Мэйджи родится девочка, и ему не придется делать ублюдка своим наследником. И вот сейчас он пьет в одиночестве, хмуро прислушиваясь к доносящимся из-за двери протяжным стонам. Вроде затихло?

Дверь распахнулась, и на пороге появилась сияющая Гвен, деревенская повитуха.

— Н-н-ну? — с трудом выдавил Эдмунд, кажется, хмель наконец-то его одолел.

— Мальчик, ваша милость, мальчик, — радостно зачастила Гвен, — да такой крепенький, здоровенький!

С глухим стуком Эдмунд уронил голову на залитый вином стол.

***


— Каюсь, ибо я грешен, святой отец.

Забавно называть "отцом" собственного младшего братишку, который до сих пор выглядит точно мальчик, ради забавы натянувший белое цистерцианское облачение. Но Эдмунду сейчас было не до смеха. Если он не выговорится, если не поделится с кем-нибудь той тяжестью, что лежит у него на душе, то точно сойдет с ума, и да будет благословен Господь за то, что когда-то послал ему брата.

Роджер рассеянно выслушал его исповедь, а потом монотонно забубнил о воле Божией, о покорности и смирении…

— Смирение? — перебил его Эдмунд, — кому оно нужно, твое смирение? Однажды я уже проявил смирение, послушавшись отца, и что получил? Отказался от той, которую любил больше жизни, ради шлюхи, наградившей меня приблудным щенком, и ты еще талдычишь о смирении?

— В тебе говорит гордыня, — возразил Роджер, а потом тихо добавил: — Ты знаешь, что случилось с Энни?

— Она умерла от горячки той зимой, когда я отправился в Святую землю, — глухо ответил Эдмунд.

— Не в этом ли и был промысел Божий, — мягко ответил брат, — будь ты ее мужем, как бы ты пережил ее смерть? А сейчас у тебя есть семья…

— Семья? Гулящая сука и её ублюдок?

— Гордыня, Эдмунд, в тебе говорит гордыня! Один из самых тяжких грехов. Ради гордыни наш отец когда-то пренебрег твоими чувствами, и не совершаешь ли ты сейчас ту же ошибку? Разве тебе становится легче от того, что ты изводишь леди Маргарет и ребенка?

— Нет, — хмуро согласился Гизборн и добавил: — Мальчишка-то, понятно, не виноват…

Роджер еще что-то говорил, но Эдмунд уже слушал его вполуха, чувствуя, как беспроглядный мрак, затопивший его душу, уступает место надежде. Что ж, достаточно с него бессмысленной борьбы, он будет терпеливо нести свой крест, и сына (он понял, что впервые назвал ребенка Маргарет сыном!) воспитает так, чтобы он не посрамил славного имени Гизборн.

---

Чему учат в школе

Очаровательный шалопай Сталки и его друзья. Клип был сделан для команды fandom Guy Gisburne - Robert Addie 2019 на ФБ 2019

@темы: Мои клипы

---

Незвездный десант

Миди для ФБ 2019.

Название: Незвездный десант
Автор: fandom Guy Gisburne - Robert Addie 2019
Бета: fandom Guy Gisburne - Robert Addie 2019
Размер: миди, 7581 слов
Канон: Robin of Sherwood ("Робин из Шервуда")
Пейринг/Персонажи: Гай Гизборн, Роберт Хантингтон, Мэри Лифорд, Уилл Скарлет и др.
Категория: джен
Жанр: фантастика
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Гай — командир взвода космодесантников, которым приходится сражаться с враждебной планетой и не только...
Примечание/Предупреждения: космоAU; написано по внутрикомандной заявке; присутствует ненормативная лексика


— Как я понимаю, лейтенант, служба при штабе вас не устроит?

— Так точно, сэр!

Или ты думал, что я отвечу: «Да, папа»? Генерал Дэйв Хантингтон сдержанно вздохнул, как и полагалось старому вояке, пытающемуся скрыть законную гордость за молодого вояку-сына, и выдал:

— Я знал, что ты так скажешь. Моя кровь!

Еще бы. Его, тут уж не отвертишься. Экспресс-анализ ДНК — доказательство непробиваемое, как нанотубуленный бронежилет, особенно если такой анализ подтвержден углубленным исследованием биоматериала, проведенным по требованию стороны ответчика в Центральной генной лаборатории космического флота. Сам виноват, генерал.

Впрочем, я не собирался винить его в том, что двадцать с лишним лет назад молодой капитан-десантник, волею случая попавший в забытый всеми богами галактики гарнизон, провел время в свое удовольствие. На его месте я поступил бы точно так же. Моя маман и сейчас выглядит очень даже ничего, а тогда, судя по файлам, которые она бережно хранит в своем давно устаревшем гибком планшете, была просто отпад. Так что удивляться нечему.

И вина Дэвида Хантингтона заключалась лишь в том, что из симпатичного капитана его угораздило превратиться в генерал-лейтенанта космофлота и начальника Объединенных штабов северного сектора. Будь он одним из тысяч безвестных отставников с копеечной пенсией и половиной органов и конечностей, замененных дешевыми нанопротезами по программе обязательного медицинского страхования военнослужащих, я до сих пор считал бы себя сыном майора Эдмунда Гизборна, скончавшегося от ран в печально известном перевалочном госпитале на Эретее.

Но едва мне исполнилось шестнадцать, и командование флота уведомило маменьку, что я утрачиваю права на получение пенсионных выплат за умершего отца, как она тут же вспомнила о своей роковой тайне и ринулась в бой.

Генерал Хантингтон отчаянно оборонялся, но с миссис Маргарет Гизборн этот номер не прошел, и после ознакомления с результатами всех возможных анализов он был вынужден подписать полную и безоговорочную капитуляцию.

Не знаю, о чем они там с матерью договорились, официально я продолжал именоваться Гаем Гизборном, но какое-то участие в моей судьбе новоявленный папаша точно принимал. Не зря же сразу после окончания базовой школы мое имя оказалось в списках зачисленных в Командно-десантное училище флота. Четыре года обучения (на полном бюджетном обеспечении), диплом с отличием, растроганные слезы матушки на выпускном параде, нашивки младшего лейтенанта и… распределение в центр переподготовки личного состава на родной планете.

Преподавателем-инструктором в замшелую контору, куда отправляли старперов предпенсионного возраста, прежде чем выпнуть их на гражданку. Спасибо, мам, ты постаралась! Непыльное местечко, где можно спокойно просидеть всю жизнь, ничем не рискуя — мечта, а не служба. Твою ж мать! В прямом смысле.

Два года нуднейшей тягомотины, десять рапортов о переводе (или их было двенадцать? Какая разница, один хрен они оставались без ответа.), присвоение очередного звания и неожиданный вызов в окружной штаб, где все почему-то носились, точно им ракетного топлива под хвост плеснули. Причина яростной движухи оказалась проста — в округ с инспекцией прибыл генерал Дейв Хантингтон.

Разговор у нас с ним получился короткий, а его итогом стала резолюция, наложенная на моем очередном рапорте: «Удовлетворить переводом в 3-ю отдельную бригаду десантно-космических сил».

Планета Готор (класс «F»), штаб 1-го батальона 3-й отдельной бригады десантно-космических сил

— Как я понимаю, лейтенант, служба при штабе вас не устроит?

— Так точно, сэр!

Подполковник де Рено смерил меня недовольным взглядом с головы до ног и обратно. И еще раз — сверху вниз, снизу вверх. Как будто от этого во мне рост прибудет или убавится. Ха, так и останутся все мои 6 футов 2 дюйма, как указано в анкете, что висит сейчас на вашем мультифайле, сэр. В десант задохликов не берут, не в обиду вам будет сказано, сэр.

— Я буду с вами откровенен, лейтенант Гизборн, — подполковник махнул рукой, и дисплей с моим личным делом погас, — я недоволен вашим назначением. И вы лично тут ни при чем, просто мне был нужен отмороженный головорез, а прислали очередного молокососа. Не возражайте, — прервал он мою попытку возмущенно вякнуть, — вы и представления не имеете, с чем и с кем вам придется иметь дело. Впрочем, я вас охотно просвещу.

Подполковник вновь махнул рукой, милостиво разрешая мне присесть, и продолжил:

— Вы, очевидно, знаете, почему планеты класса «F» так привлекательны для горнодобывающих и металлургических компаний. Это молодые геологически активные миры с поверхностью, богатой химическими элементами, и за возможность получить права на разработку таких месторождений корпорации готовы вцепиться друг другу в глотки. Готору особенно повезло — здесь нашли самые богатые залежи иридиевых руд с высоким содержанием осмия. Результатом стало строительство на планете завода по производству осмия 187, одного из самых востребованных и дорогих изотопов. Но металлургическая корпорация, сумевшая получить на это лицензию, абсолютно не собиралась увеличивать свои издержки, устанавливая современное защитное оборудование. Вы в курсе, чем грозит контакт с парами осмия, Гизборн?

Я был в курсе. При единичном контакте — слезоточивость, спазмы в бронхах и металлический привкус во рту. При продолжительном — слепота, нарушение работы почек и нервной системы, почернение кожи и отмирание тканей. Дальше можно не продолжать.

— Поэтому рядом с заводом была выстроена тюрьма особого режима, и в цехах стали использовать труд ее заключенных, — де Рено многозначительно помолчал, точно предлагая мне оценить находчивость владельцев той чертовой корпорации.

— Понятно, что те, кого сюда присылали, не были нежными фиалками. Ссылкой на Готор заменяли смертную казнь или пожизненное заключение, и еще неизвестно, что было лучше, — подполковник иронично хмыкнул.

— Неудивительно, что, несмотря на драконовские меры безопасности, постоянно повторялись попытки к бегству, случаи саботажа и прочие прелести, иногда даже заканчивавшиеся успехом. Вдобавок здесь стали появляться банды, промышляющие контрабандной добычей руды и нападавшие на конвои с грузом, ведь, как я сказал, цена у осмия 187 баснословная, а на черном рынке она просто зашкаливает. Черные копатели, пираты, контрабандисты — называйте их как хотите, сути это не меняет. Банды тут же начали конкурировать между собой. Служба безопасности компании не могла справиться с ними при всем желании, и после грандиозного бунта заключенных, закончившегося резней и массовым побегом, на Готоре начался сущий ад. Все воевали против всех — против конкурентов, против службы безопасности, против контрабандистов, которые тоже мочили всех без разбора.

В итоге Центральное Правительство наконец спохватилось, — на лице подполковника де Рено отразилось чистейшее, ничем не замутненное презрение, — и начало действовать. Рудники и завод перешли под контроль Министерства недр и природных ресурсов, а наводить порядок на Готоре пришла армия.

— Но оставим лирику, — де Рено коснулся сенсора, и перед ним появилась объемная голограмма, изображающая то, что в училище называли «сильно пересеченной гористой местностью» — скалы, каньоны, обрывы, по которым хрен пройдет хоть какая техника.

Кивнув на этот малопривлекательный пейзаж, подполковник продолжил:

— Зоной вашей ответственности будет пятый сектор. А вашей задачей будет обеспечение безопасности в пределах этого сектора и отражение любых попыток прорыва в сектор номер два, где, собственно, и расположен горно-обогатительный завод. Как видите, ничего героического. На Готоре мы держим под контролем несколько баз в стратегически важных районах и пути коммуникаций между этими базами. Все. Большего при существующем уровне поддержки и снабжения требовать от нас не вправе никто, но требуют, и еще как.

Де Рено сердито покосился на меня, будто это я что-то там с него требовал.

— И если вы думаете, что кого-то интересует, каким образом вы умудряетесь выполнять приказы, то действительность вскоре избавит вас от подобных иллюзий. Наши интенданты считают своим святым долгом экономить на всем — пайках, топливе и даже на смертных медальонах, так что советую вам свой поберечь. Вы получите под свое командование второй взвод, три четверти личного состава которого — бывшие штрафники, оставшаяся четверть ничем не лучше.

Скажу вам больше, лейтенант. Вся та мразь, что когда-то на этой планете упоенно молотила друг друга, сумела объединиться между собой, и нам противостоит настоящая криминальная армия, прекрасно организованная и экипированная. От нас и наших подчиненных они отличаются лишь тем, что не носят нашивки космофлота на рукаве и избавлены от необходимости составлять идиотские отчеты, которые все равно никто не читает.

Видимо, моя физиономия чересчур вытянулась от удивления, потому что подполковник вновь иронично хмыкнул:

— Одним из немногих, если не единственным преимуществом службы в этой заднице галактики, Гизборн, является возможность смело говорить то, что думаешь. Лично на меня в Особом отделе накопилось уже столько файлов, что пора заводить для них специальный сервер.

Он поднялся, давая мне понять, что разговор подходит к концу, и я, естественно, тоже подскочил, вытянувшись в струнку, как и полагается младшему по званию.

— Итак, служба при штабе вас точно не устроит?

— Так точно, сэр!

Если меня спросят об этом еще раз, я могу стать опасен.

— Что ж, вы отказались от вполне приемлемого выхода, но я хотя бы предложил, — де Рено смотрел на меня, как на идиота. — Надеюсь, это послужит мне утешением, когда я увижу ваше имя в списке безвозвратных потерь. К сожалению, самый разумный выход — сесть на ближайший транспорт и умотать отсюда ко всем чертям — я предложить вам не могу. Можете быть свободны.

***


Бронетранспорт натужно взревел всем своим изношенным нутром, резко дернувшись на очередном подъеме, и сила ускорения, в полном согласии с законами физики, впечатала меня в переборку. Черт, кажется, я задремал. Ладно, ничего страшного. Сегодняшний рейд не обещал никаких неприятных сюрпризов — всего лишь выдвинемся в четвертый сектор, заберем прибывший груз и обратно. Рутина. Вообще-то в нашем секторе тоже имеется посадочная площадка, а пилотируемый транспортник полагается каждому взводу, но между «полагается» и «есть на самом деле» огромная разница в армии вообще, и на Готоре в частности. Поэтому мы ползем в зону ответственности первого взвода силами одного бронетранспорта с прицепом.

В его тесном нутре кроме меня сейчас находятся шесть из пятнадцати отморозков, именуемых вторым взводом первого батальона третьей отдельной бригады. Трое из них дремлют, как только что дремал я, двое лениво переговариваются, один ведет машину.

Напротив меня клюет носом капрал Уильям Скэтлок. Правда, он наверняка забыл, когда в последний раз его называли по имени. Во втором взводе принято называть друг друга по позывным, но право на позывной надо еще заслужить. Я, например, не заслужил, поэтому я для всех — просто лейтенант, когда особенно достану — «этот гребаный Гизборн».

А капрала зовут Скарлет. Для нескольких особо приближенных персон — Уилл Скарлет. Три года дисбата за тройное убийство и сопротивление при аресте. Вообще-то за такое ставят к стенке, но те, с кем разобрался Скарлет, были дезертирами и насильниками в розыске. Он случайно застал их на месте очередного преступления и решил не дожидаться подкрепления. Скарлет прекрасно справился сам и был уверен, что не совершил ничего противозаконного. На этой почве у него и возникли некоторые разногласия с прибывшим нарядом военной полиции, стоившие ему лишних полгода в дисбате.

Для Скарлета весь мир делится на две неравные части: на одной находится второй взвод (и частично первый), на другой — все остальные. На остальных ему глубоко похеру, но за свой взвод он порвет любого, невзирая на субординацию. С его точки зрения, второй взвод всегда прав, и все, что мы делаем, не может быть неправильным по определению. Он не станет обсуждать, делать или нет, он станет обсуждать, как делать. Вернее, обязательно станет это обсуждать. Тут главное — дать ему проораться в свое удовольствие, потому что выражения «упрям, как Скарлет» или «орет, как Скарлет» давно стали в батальоне нарицательными.

Считается, что он мой заместитель и правая рука. У него на этот счет свое мнение, но дисциплину в подразделении он поддерживает железную. Опять же, с его точки зрения, которая вряд ли совпадает с точкой зрения того же подполковника де Рено. Только Скарлету на начальство абсолютно похуй. Хотя он никогда не ругается матом — он действительно на нем разговаривает. В центре переподготовки у нас был один похожий на Скэтлока каптер — виртуоз художественного слова, но тот загибал выражения исключительно из любви к искусству, а капралу на подобные эстетические изыски поебать, просто без матерных вставок слова у него никак не хотят складываться в более-менее осмысленные предложения.

Рядом с ним похрапывает огнеметчик Джон Хатерсейдж, Малыш. А как еще могли назвать амбала 6 футов 7 дюймов роста? Он один из немногих, кто может называть Скарлета Уиллом.

Сначала я думал, что свои два года дисбата младший капрал Хатерсейдж получил за какие-нибудь тяжкие телесные по неосторожности — махнул неудачно рукой и сделал инвалидами парочку гражданских. И когда прочитал в его личном деле: «контрабанда в особо крупных размерах группой лиц по предварительному сговору», то невольно употребил несколько цветистых выражений капрала Скэтлока. Малыш казался мне слишком незамысловатым для такого серьезного дела, как контрабанда. Но все оказалось просто: четыре года назад у Джона серьезно заболела мать, а страховка не покрывала и половины стоимости лечения. Вот он и решил подзаработать.

Лично мне кажется, что Малыш тогда так и не понял до конца, во что ввязался, а вину во время следствия признал лишь потому, что стыдился того, что его использовали вслепую, как последнего лоха. Военный прокурор просил для него больший срок, но помогли отличные характеристики с прежнего места службы. Похоже, он знает кое-кого «с той стороны», имеет к ним личный счет, и я им от души не завидую. В отличие от большинства из нас, у Малыша срочный контракт, который истекает уже через год, и продлевать его он не собирается, потому что на гражданке его ждет невеста.

К моему плечу привалился рядовой Мэт Миллер — Мач. Он самый молодой во взводе и единственный местный, родившийся и выросший на Готоре. И потерявший здесь всю свою семью, погибшую во время криминальных разборок. Ребята иногда подшучивают над ним, но берегут как зеницу ока, потому как лучшего связиста вы не найдете на всех окрестных планетах. По меткому выражению Скарлета, Мач, мать его, выйдет в эфир с помощью зубочистки, пьезозажигалки и резинки от использованного гандона. Я же уверен, что в этом случае он прекрасно справится и без зубочистки.

Сейчас Мач лениво перебрасывается словами с нашим капелланом. Энтони Старковски, Тук. Пухлощекий толстячок с хитрым взглядом, похожий на позднего ребенка матери-одиночки, которого с рождения не кормили ничем, кроме конфет. Меньше всего такого пончика ожидаешь увидеть в десанте.

После окончания духовной академии и курсов военных капелланов брат Энтони выразил желание наставлять на путь истинный заблудшие души и служить в пенитенциарной системе. Он был направлен в одну из тюрем общего режима, но вскоре стал проявлять излишний интерес к некоторым финансовым операциям администрации. И когда из уст Старковски прозвучали совсем уж неприличные слова: «разворовывание средств» и «незаконное использование труда заключенных», ретивого капеллана быстро сплавили на Готор. Еще легко отделался, я считаю.

Второму взводу же остается только благодарить за это Бога, ибо Тук — наша нянька, повар и лекарь. И секретарь, и казначей. Но не приведи Боже вам встретиться с ним в рукопашной. Потом он, возможно, прочтет над вашим телом молитву и отпустит вам грехи. Посмертно.

Никогда не могу сказать точно, спит он или только прикидывается. Это я о нашем снайпере, унтер-офицере Малике Ватхаби, позывной — Назир, а еще чаще — Наз. За те полгода, что я типа командую вторым взводом, я не услышал от него и двух десятков слов, и понятия не имею, чем он занимался до того, как попал в десант. В его личном деле указано лишь одно — доброволец. Наверняка Скарлет и Малыш знают больше, но меня в подробности посвящать не торопятся.

Назир — без дураков лучший следопыт и снайпер на весь ближайший сектор галактики. Он может обнаружить замаскированную в скалах базу противника лучше любых сканеров. Хрен знает, как он это делает, но это так. Он никогда не станет орать дурниной, как обожает делать Скарлет, но авторитет у него непререкаемый.

И, наконец, механик-водитель сержант Эдвард Уикем — наш Старик. Только благодаря ему техника еще может двигаться по тем то-ямам-то-канавам, которые на Готоре пышно именуются «стратегическими направлениями». Назвать это безобразие дорогами не поворачивается язык даже у штабистов.

Курсант Мэтью Уикем сейчас заканчивает Высшую пилотажную школу космофлота, и чтобы сохранить сыну право на льготное обучение, Старик водит бронетранспорты на бессрочном контракте. Он не упустит возможности поворчать, но, честно говоря, я уже потерял счет тому, сколько раз мехвод спасал наши задницы, вывозя всех из-под обстрела.

Транспорт угрожающе рыкнул, дернулся напоследок и облегченно заглох. Мы прибыли.

***


Устроившись у окна грузового модуля, я наблюдал, как заходит на посадку военно-транспортный S-145. До первого сектора, где у нас находятся штаб, госпиталь, база снабжения и космопорт, добраться можно только по воздуху, и возвращение оттуда старенькой «эски» — всегда событие. Ведь привезут не только продовольствие, топливо и боекомплект, но и свежие сплетни, обсуждать которые мы будем до следующего рейса. А вот когда он состоится, хрен его знает — на Готоре начинается сезон песчаных бурь.

«Эска» приземлялась так плавно и изящно, что сомневаться не приходилось — за штурвалом была пилот второго класса Мэри Лифорд. Здешние ребята не склонны к сантиментам, но младшего лейтенанта Лифорд они за глаза называют «нашим ангелом». Только не я — мы с Мэри как-то сразу друг друга невзлюбили. Хвала судьбе и подполковнику де Рено, что меня назначили во второй взвод. Сейчас она временно замещает должность командира первого взвода, пока не пришлют кого-нибудь взамен прежнего, выбывшего по ранению. Уже восьмого по счету за два года. Кого бы им ни прислали, первый взвод все равно будет считать своим командиром эту рыжую стерву. И надо отдать ей должное — она умеет держать их в руках, мне бы такую дисциплину. Почти весь личный состав подтянулся к посадочной площадке, чтобы встретить своего командира.

Два года назад этим взводом командовал ее муж, лейтенант Робин Локсли. В один далеко не прекрасный день они выдвинулись на разведку в сектор, считавшийся до этого безопасным, и нарвались на засаду. Едва приземлившись, взвод попал в дикую мясорубку, и в первые же минуты боя потерял половину своего состава. Локсли приказал всем уходить, а сам остался прикрывать их отход. Говорят, Мэри не хотела улетать, но в реанимационных капсулах транспортника корчились от боли раненые, и она была единственной, кто мог их спасти. Поэтому они улетели, а он остался. Остался там навсегда.

Мне рассказал об этом Мач, когда напился вдрызг, уж не помню, по какому поводу. Он был одним из тех, кто спасся на том транспортнике. Когда он вышел из госпиталя, то попросил перевести его во второй взвод. Не мог себе простить, что не остался тогда со своим командиром. Хороший он парень, этот Мач, хотя и со странностями.

«Эска» зарулила в ангар грузового модуля, и началась обычная суета — деловито засновали роботы-погрузчики, Скарлет уже спорил о чем-то с интендантом, все оживленно обменивались новостями, а я, убедившись, что сосредоточенно изучающий накладные Тук прекрасно справится и без меня, с чистой совестью отправился в каптерку, узнав по дороге главную новость — прибыло пополнение, новый командир первого взвода. Ну-ну, интересно будет посмотреть на этого беднягу.

— Надо же, Гизборн, ты еще живой? Вот уж не думала увидеть тебя вновь!

Первое время меня реально напрягало, что при встрече все искренне удивляются факту продолжения моего существования. Потом понял, что это местное суеверие, а также правило хорошего тона или своеобразный этикет — называйте как хотите. Наивная попытка перехитрить смерть — будешь удивляться тому, что до сих пор жив, может быть и вправду выживешь. Теперь я и сам так делаю.

— Простите, что обманул ваши ожидания, мэм, — ответил я младшему лейтенанту Лифорд, — но воспитанный человек всегда пропустит даму вперед. Так что только после Вас.

— Гизборн, ты грубая скотина.

— Спасибо, я знаю.

Мы пожали друг другу руки.

— Я слышал, в вашем хозяйстве пополнение?

Обожаю ее злить, но на этот раз ничего не вышло — Мэри лишь равнодушно пожала плечами и спокойно ответила:

— Это ненадолго. Я даже не хочу запоминать его имени, потому что такие здесь не задерживаются. Сам увидишь.

Она небрежно кивнула на вход в каптерку, где как раз появился тот самый ДажеНеХочуЗапоминатьЕгоИмени с новенькими нашивками младшего лейтенанта на рукаве.

Сам увидишь, сказала Мэри Лифорд. Я увидел, твою мать! Вернее, отец, вернее, Роберт, какого хрена ты тут делаешь?!

***



Он радостно улыбался, а я лихорадочно пытался понять, что происходит. Ведь если Роберт Хантингтон оказался на Готоре, значит с мирозданием что-то не так.

Роберт Хантингтон. Мой, как старомодно выражалась маменька, единокровный брат. Генерал познакомил нас, когда приезжал поздравить меня с поступлением в училище. С тех пор мы виделись с Робертом раза три или четыре, по таким же протокольным поводам. Он всегда улыбался и говорил, как он рад тому, что у него есть старший брат.

Я улыбался в ответ, но прекрасно понимал, что наши жизни будут вращаться по разным орбитам. Потому что он носил фамилию Хантингтон, а я — Гизборн. Потому что его дед по материнской линии — почетный сенатор и бывший председатель Высшего Уголовного суда, а мой — водитель топливозаправщика, умерший от цирроза печени. Потому что ему потребуется целых полчаса, чтобы только перечислить всех своих знаменитых предков, а я не знаю, как звали мою прабабушку.

Потому что, хотя мы оба и выбрали военную карьеру, я учился за казенный счет в обычном училище, а он — в академии Сандхерст. Пределом моих мечтаний должен был стать центр переподготовки личного состава, а его после окончания академии уже наверняка ждало место военного атташе на какой-нибудь тихой планете с прекрасным климатом.

И в том, что мы оба сейчас стояли в пропахшей горючкой каптерке грузового модуля в самой заднице Вселенной, была какая-то вопиющая нелепость. Со мной хотя бы все было ясно, а вот он что тут делает?

— Вы что, знакомы?

Бля-а-а, я совсем забыл про Мэри. Роберт, молчи, твою мать!

Ага, щаз! Мои дорогой братец повернулся к этой ведьме и простодушно выложил ей всю нашу родословную. Младший лейтенант Лифорд насмешливо фыркнула и удалилась, не говоря ни слова.

Еще не легче — он провожает ее таким взглядом, что не может быть никаких сомнений — трали-вали, вы на нее запали. Только этого не хватало.

Ладно, хрен с ней. Пошли, брат, отметим твой неожиданный приезд. Заодно все и расскажешь.

***


Знаете, что самое паршивое на планете Готор? Прогноз погоды. Вернее, его полное отсутствие в сезон песчаных бурь.

Сначала ты несколько дней (вернее, стандартных метрических суток, потому что понять, день сейчас или ночь, совершенно невозможно) безвылазно сидишь в жилом модуле, жрешь опостылевшее протеиновое желе, да и то в режиме «экономь, иначе завтра и этого не будет» и уже не задаешь идиотских вопросов вроде того, как это песок умудряется проникнуть внутрь, мать его, герметичного здания. А вот так. Он скрипит на зубах, он ложится тончайшим флером на твои вещи, он оседает на оружии, он превращает воду в мерзкую мутную жижу и обильно приправляет и без того тошнотворную жратву.

О том, что у тебя постоянно слезятся глаза, а бронхи разрывает непрерывный кашель, можно не упоминать. На респираторы надежды ровно столько же, сколько на лекарства, которыми пытается пичкать нас Тук — ни хрена не помогают. Ты тупо ждешь, когда снаружи утихнет ветер. И когда это завывание, порывами переходящее от унылого скулежа до дикого воя и обратно, наконец прекращается, и наступает тишина, ты понимаешь, что раньше понятия не имел о том, что такое счастье.

Но счастье длится недолго. Выйти наружу ты можешь только в СД-Л (скафандре десантном облегченном). У того, кто обозвал эту штуку «облегченной» извращенное, мать его, чувство юмора — основной деталью СД-Л является тяжеленный ранец-окислитель.

Но без него — никуда. Содержание кислорода на Готоре и так едва-едва дотягивает до минимальных показателей, а ураганные ветра вовсе вышибают кислород из атмосферы, и окислитель воздуха за спиной — единственная возможность хоть какое-то время находится вне модуля.

В течении этого времени мы должны найти и разгрузить контейнеры с припасами, сброшенные беспилотниками, расчистить посадочную площадку на тот фантастический случай, если у нас сядет транспорт, восстановить периметр сектора, проверив и заменив все вышедшие из строя сенсорные датчики-ловушки, и постараться при этом не нарваться на собственные минные поля. А сделать это как два пальца обоссать — ландшафт после урагана меняется до неузнаваемости, не спасает даже геомагнитная карта.

На несобственные минные поля нарваться тоже ни хрена не хочется, поэтому их надо обнаружить и зачистить. И все это при непрерывном мониторинге атмосферных фронтов, ведь едва аудиоплата скафандра, подключенная к моему слуховому нерву, синтезирует встревоженный голос Мача: «Грозовой фронт пятнадцать градусов к югу, четыре балла», как я тут же отдам единственно возможный приказ: «Взвод, возвращаемся на базу».

Остаться снаружи модуля во время бури — самый извращенный способ самоубийства. Фильтры окислителя забьются песком почти сразу же, и тебе станет нечем дышать. Если ты надеешься отсидеться в транспортнике — оставь надежду, всякий в нем сидящий, воздушные фильтры бронетранспорта забьются еще быстрее, и он просто заглохнет. У тебя вскоре сядут батареи окислителя, и смотри пункт первый.

Помощи можно не ждать — связи у вас не будет от слова вообще, магнитное поле планеты в это время крайне нестабильное, и от спутников связи, висящих на орбите, толку ровно столько же, сколько от молитв отца Тука. Ноль.

Радары тоже не будут работать, а без них понять, в каком направлении двигаться в этом пескоструйном потоке воздуха, сбивающего тебя с ног, невозможно. Так что, если кто-то захочет попробовать — удачи, правда, она ни хрена не поможет, поэтому остается только спешно вернуться на базу, переждать, скрипя песком на зубах, очередную бурю, а потом начать все сначала.

***


На этот раз гостеприимная планета Готор подарила нам всего пять суток затишья между проявлениями своего буйного песчаного характера. За это время мы почти не спали, пытаясь восстановить периметр сектора, и я бессовестно возрадовался, когда услышал: «Лейтенант, десять градусов северо-северо-запад грозовой фронт, три балла». Три балла из пяти — не так уж и много, но нам наконец-то можно убрать отсюда свои задницы.

Мы успели. Толпа грязных усталых мужчин ввалилась в помещения жилого модуля, когда его стены уже начали мелко подрагивать под первыми порывами ветра. Перед тем, как скомандовать отбой, я на всякий случай запросил:

— Миллер, связь с первым взводом?

Мач поколдовал над своими настройками и отрицательно помотал головой. Что и требовалось доказать — теперь связи не будет, пока не закончится ураган, разве что с тем, кто прилетит и зависнет прямо у нас над головой, но скорее уж Скарлет перестанет материться.

— Отбой, всем отдыхать!

Второй взвод медленно разбредался по койкам, на ходу стаскивая с измученных тел пропотевшее термобелье. До следующего транспорта о такой роскоши, как душ, придется забыть — мы экономили и воду, и энергию.

Я кое-как застелил свой лежак свежим индивидуальным комплектом и рухнул, как подкошенный. Последней осознанной мыслью перед тем, как провалиться в сон, была легкая зависть к тому, что Роберт, наверно, уже давно дрыхнет, как сурок — мы выходили с ним на связь больше четырех часов назад, и первый взвод уже возвращался из сектора на базу. Приятных тебе снов, брат.

***


Мэри Лифорд сильно погорячилась, сказав, что такие, как Роберт Хантингтон, здесь не задерживаются. В день его внезапного появления на Готоре импровизированный ужин в честь прибытия нового командира пришлось организовывать мне — никто из первого взвода заморачиваться этим не собирался.

Я дал приказ старине Уикему провести полное ТО бронетранспорта, что давало законную возможность задержаться в четвертом секторе как минимум на сутки, и озадачил Тука материальным обеспечением трогательной встречи блудных братьев. Капеллан не подвел — уж не знаю, где он добыл вполне приличный спирт, но выпивкой и относительно съедобной закуской мы были обеспечены.

Как водится, первый тост был за встречу, второй — за родителей, и вот тут-то Роберт и рассказал мне о роковой ошибке нашего общего папаши, который имел неосторожность проболтаться о том, что меня перевели в третью бригаду. Любому армейцу известно, что третья отдельная — это боевая часть, и, услышав такую новость, свежеиспеченный младший лейтенант Хантингтон, готовившийся отбыть для прохождения службы в Объединенный штаб центрального сектора, немедленно подал рапорт о переводе.

Говоря человеческим языком, Роберт взбунтовался и заявил отцу, что не собирается протирать в штабе штаны, когда его брат каждый день рискует жизнью. Генерал получил прекрасную возможность вновь гордиться своей кровью.

Наклюкались мы с братом в тот вечер основательно, и на следующий день я отбывал в свой пятый сектор под насмешливыми взглядами личного состава, с жуткой головной болью, а младший лейтенант Хантингтон приступил к исполнению своих новых обязанностей, даже не пытаясь скрыть последствий тяжкого похмелья.

Подробности того, как Роберт завоевывал авторитет, мне неизвестны, но через три месяца его пребывания на Готоре я случайно услышал, как капрал первого взвода заявил Малышу: «А наш новенький ничего, хоть и больной на всю бошку!» Лучшей характеристики от подчиненных здесь не дождешься.

Мы с братом виделись редко — дел у каждого было по горло, ограничивались скупыми приветами во время ежедневных сеансов связи, но после каждой нашей встречи у меня надолго портилось настроение.

Вообще-то у меня принцип — женщин и детей не обижать, но в случае с Мэри Лифорд я был готов наплевать на все принципы и задать этой стерве как следует. Надо быть слепоглухонемой от рождения, чтобы не заметить, как он ее любит. Но Лифорд не замечала, вернее, делала вид, что не замечала.

Не подумайте только, что Роберт мне что-то рассказал или, не дай Бог, пожаловался. Он, мать его, слишком джентльмен, чтобы обсуждать такие вопросы даже с почти родным братом, но я, в отличие от этой рыжей поганки, не слепой. Я видел, как менялось его лицо, едва он слышал ее голос, как он провожал ее взглядом, как… Да что им вообще нужно, этим бабам, если они бросаются такими парнями, как Роберт Хантингтон?

***


— Лейтенант, лейтенант... — чей-то голос назойливо вклинивался в мой сон. Если это Скарлет, врежу прямо по наглой, мать его, физиономии. Скажу потом, что мне спросонья парталианский кромодрил привиделся. Один хрен никто не знает, как этот гребаный кромодрил выглядит, может, даже на Скарлета похож.

Я с трудом разлепил глаза. Нет, не Скарлет. Унтер-офицер Малик Ватхаби. Значит, что-то серьезное.

— М-м-м-ы-ы? — спросил я, и услышал:

— Лейтенант, транспортник запрашивает посадку.

Ф-фу, а я было напрягся. Все в порядке, значит, я еще сплю, и Назир мне просто снится. Потому что, когда за бортом бушует трехбалльный ураган, посадка транспорта может только присниться. Кстати, по прогнозу ураган должен усилиться до четырехбалльного. Сейчас перевернусь на другой бок и посмотрю сон про что-нибудь другое.

— Лейтенант!

Я очумело подскочил на койке, уставившись на Назира и пытаясь переварить свалившуюся на меня невероятную информацию — транспортник действительно запрашивает посадку!

Через пару минут я уже мчался вслед за Назом к грузовому отсеку, а вокруг просыпались остальные — новость взбудоражила всех, словно и не было нескольких бессонных суток.

Переборка стыковочного шлюза, соединяющего севший транспортник с нашим отсеком, с тихим шелестом ушла вбок.

— Они до сих пор не вернулись!

Сначала мы услышали ее голос, срывающийся в истеричный крик, а за ним из шлюза вырвалась и сама пилот второго класса Мэри Лифорд. Многообещающее начало.

Увидев меня, Лифорд перевела дух и начала доклад:

— Лейтенант, три с половиной часа назад Хантингтон вышел на связь с базой из квадрата 6/15 и доложил, что засек там подозрительное передвижение. Предположительно, пиратский караван. Взвод начал преследование. При приближении грозового фронта связь оборвалась. Гизборн, они до сих пор не вернулись! — последние слова она выкрикнула, уже вцепившись мне в плечи.

Так, все ясно — нам еще три дня назад передавали разведсводку, что «с той стороны» ожидается переброска товара. «Там» тоже постарались использовать затишье по максимуму. И что же должен был сделать в этой ситуации любой нормальный командир? Правильно: пока есть связь, передать данные о движении этого гребаного каравана в штаб и валить нахрен на базу, пока тебя ураганом не накрыло.

А что сделал мой умник-братец? На кой такое геройство? Если бы это касалось кого угодно другого, я бы решил, что все дело в желании досрочно получить очередные нашивки. Или покрасоваться перед женщиной. Или еще в чем-нибудь подобном, только не в том, чтобы накрыть тот долбаный караван. Сил у него для этого было недостаточно, и даже если те ублюдки успели бы взлететь с товаром, зря, что ли, на орбите без дела болтаются два сторожевика? Пусть летуны в кои-то веки пошевелят своими задницами; если известно, из какого сектора будет старт, вычислить курс вражеского корабля много ума не надо.

Но я успел слишком хорошо узнать Роберта, чтобы понять — он никогда не допустит, чтобы кто-то рисковал своей головой вместо него. Уж лучше он сам рискнет, а потом Мэри Лифорд вцепится в меня и будет вопить так, что в ушах звенит:

— Он приказал, чтобы с ним остались только добровольцы…(Узнаю дорогого брата). Никто из взвода не отказался… (Герои, твою мать!) Гизборн, они до сих пор…

И тут я наконец сделал то, о чем давно мечтал — залепил ей хорошую пощечину, не со всей силы, зато от души:

— Младший лейтенант Лифорд, отставить истерику!

Сработало! Мэри икнула и заткнулась. Наступила тишина.

Я обвел взглядом столпившихся в отсеке людей. Второй взвод ждал команды на боевой выход. Было только одно «но» — неизвестно, что сталось с первым взводом, и если такая же участь постигнет второй, без прикрытия останутся сразу два сектора. Значит…

— Мне нужны добровольцы (я не Роберт, я могу приказать, но лучше, если сами). Пять человек.

Я еще не успел договорить, а Мач уже сделал шаг вперед. Следом, переглянувшись, шагнули Тук и Назир, за ними — Малыш. Последним из импровизированного строя вышел Старик. Что ж, вполне достаточно.

Малыш вопросительно посмотрел на Скарлета, и капрал, выразительно покрутив пальцем у виска, разразился речью:

— А я, вашу мать, еще не совсем ебанулся, чтобы каких-то долбодятлов хрен знает где искать. Хрена их сейчас найдешь, и если кому-то охота повыеживаться — попутного ветра ему в спину, бля. С песочком…

Произнеся сей шедевр ораторского искусства, Скарлет натянул разгрузку, привычно рассовав по ее карманам магазин к винтовке, блок к бластеру, запасную аптечку, фотохромные линзы, приладил к голени трофейный аркелианский тесак — незаменимую вещь в ближнем бою и предмет жгучей зависти всего взвода, и деловито поинтересовался:

— Ну и хули стоим, лейтенант?

Теперь их шестеро, мне столько ни к чему, поэтому:

— Хатерсейдж, ты остаешься. У тебя срочный контракт.

Малыш криво ухмыльнулся:

— Да пошел ты, лейтенант. Уж это мне решать.

Ладно, не буду играть в благородство и делать вид, что готов отказаться от такого бойца. Огнеметчики еще никому не помешали. Тогда кто? Мач — без него никак, только он и сможет обеспечить связь в той адской карусели, что творится сейчас снаружи; Тук — единственный из нас, кто понимает в медицине настолько, чтобы помочь дотянуть с поля боя до медкапсулы; Наз — кто, если не он, сможет найти следы этого чертова первого взвода?

— Сержант Уикем, остаетесь за старшего.

Старик попробовал возразить, но я не собирался его слушать, а повернулся к притихшей Мэри:

— Лифорд, борт к вылету!

И услышал в ответ:

— Есть, лейтенант!

***


В последний раз Роберт выходил на связь из квадрата 6/15. Чтобы иметь представление о здешних расстояниях, представьте себе астероид средних размеров, и половина его площади как раз будет равняться площади квадрата, где пропал первый взвод. Вот в таком стоге сена нам предстояло найти свою иглу. Вдобавок представьте, что стог бешено вращается вокруг всех своих осей, и тогда картина будет полной.

Назир сразу заявил, что искать следует в Черном каньоне — это хаотичное нагромождение скал, обрывов и пещер пересекало весь четвертый сектор с севера на юг, и, по нашим данным, именно там находились пиратские базы. Надежда была одна — поймать сигнал радиомаяка, поэтому мы шли над каньоном на бреющем полете, и мне оставалось только надеяться, что у «той стороны» не окажется ПКР «земля-воздух». При прямом попадании противокорабельной ракеты на предельно низкой высоте от нас пух и перья полетят, а если она окажется термобарической, то и перьев не останется.

Корабль то и дело чувствительно вздрагивал — хотя Мэри и перешла на ручное управление, горизонтальные стабилизаторы явно не справлялись с порывами ветра. Ураган сдержал обещание и усилился до четырех баллов.

— Маяк! Есть маяк!

Мач весь превратился в слух, пытаясь поймать устойчивый сигнал:

— Мэри, пять градусов к югу… давай назад, то же самое на запад… можешь еще ниже? Есть, есть устойчивый маяк, лейтенант!

Я впился взглядом в пульсирующую на дисплее точку — слабую надежду на то, что они еще живы.

— Десант, к высадке! Оружие к бою, выход через двадцать секунд, дистанция минимальная, держать связь… Отсчет пошел! Восемнадцать… Семнадцать… Шестнадцать…

Держись, братан, мы идем!

***


Следуя сигналу радиомаяка, мы спустились на дно каньона, и теперь скалы поднимались вокруг нас, точно стены древнего храма, почти смыкаясь где-то на головокружительной высоте. Там наверху бушевала неистовая планета Готор, но внизу было относительно тихо. Сигнал здесь почти пропал, и мы двигались не столько за маячком, сколько за Назиром, который шел с Мачем впереди и утверждал, что первый взвод прошел здесь же не более часа назад. Я контролировал левый фланг, Скарлет — правый, а Малыш замыкал группу.

Вдруг Наз резко вскинул винтовку, сгусток плазмы, сверкнув над нашими головами, вспорол скальную породу, и казавшиеся безжизненными скалы ответили яростным шквалом из всех возможных видов стрелкового оружия. Нас ждали, они нас явно ждали, твою мать!

— Уходим! — заорал я, — быстро!

И показал пример, со всех ног бросившись вперед по пологому ложу каньона. Нас поливали огнем откуда-то сверху, а мы лишь отстреливались на бегу, стремясь выбраться из каменной ловушки. И тут я услышал звуки, от которых у меня точно выросли крылья — впереди раздавались очереди DSH-20, винтовок, стоящих на вооружении десанта. Пираты предпочитают им более продвинутые модели, но как же я рад был сейчас услышать привычный грохот десантных «двадцаток», который мог означать только одно — первый взвод вел бой!

Скалы внезапно расступились, и между ними обнаружилась уютная каменистая долина, дальний край которой терялся в сером мареве — идеальное место для базы контрабандистов.

Мы вышли из под обстрела в каньоне без потерь, и теперь прорывались туда, где вместо сплошных очередей слышались лишь редкие выстрелы — похоже, боеприпасы у первого взвода были уже на исходе, и этот отчаянный фейерверк они устроили, чтобы обозначить себя.

И тут я заметил, что севернее того места, где залег взвод, у пиратов была оборудована посадочная площадка. Вот за это ну просто душевное спасибо!

— Миллер! — завопил я почти в восторге. — Связь с бортом! Веди сюда транспорт, будем выбираться из этой жопы!

— Первый! — это относилось уже к тем, кто сейчас отстреливался редкими очередями. — Первый, выйди на связь, чтоб тебя!

— Первый на связи! — раздался у меня в ушах ликующий голос. — А мы вас не ждали, парни!

Ну еще бы! Еще один рывок — и мы скатились в широкую скальную трещину, которую первый взвод находчиво использовал вместо окопа. Нас встретили восторженным ревом, но времени для взаимных объятий и прочих поцелуев нам давать никто не собирался — окоп тут же накрыло очередью, а меня накрыло беспокойством:

— Где ваш командир? — заорал я лежащему рядом со мной запыленному рядовому, и он мотнул головой куда-то назад:

— Там. Задело его…

Твою ж мать!

— Старковски, за мной, — рыкнул я, и, согнувшись в три погибели, мы с Туком бросились под защиту каменного выступа, из-за которого как раз донесся сдержанный стон.

Роберт лежал на усыпанной каменным крошевом земле, щиток шлема был приоткрыт, плечо и левая рука чернели обугленной тканью скафандра. Ни хрена себе — задело! Твою ж мать!

Тук, одной рукой на ходу выхватив аптечку, другой ткнул в меня термофляжкой, и, пока он хлопотал над плечом лейтенанта Хантингтона, я безуспешно стучал краем фляжки о его стиснутые зубы. Наконец-то! Роберт открыл глаза и сделал судорожный глоток.

— Гай, — прохрипел он, — Гай, у нас потери…

Я и без него это понял — немного поодаль на земле лежали тела, вернее, то, что в сводках называют «фрагментами тел». Молодые здоровые парни, что еще сегодня утром шутили, ругались, завтракали, дышали, надеялись — превратились в искромсанную, обугленную начинку для пластиковых пакетов с инвентарными номерами, которые просто отправят в генную лабораторию для подтверждения списка безвозвратных потерь. К этому нельзя привыкнуть, и если кто-то скажет, что привык — не верьте.

— Гай, — Роберт силился еще что-то сказать. А ну-ка заткнись, брат, побереги силы. Я постараюсь, чтобы твое имя не оказалось в этом гребаном списке, по крайней мере, не сегодня!

Точно не сегодня, потому что звук усилившейся перестрелки накрыл мощный рев двигателей нашего корабля — «эска» заходила на посадку.

— Слушай мою команду! — гаркнул я. — Разделиться на две группы и отходить. Валим отсюда, парни! Группы прикрывают друг друга, вперед!

— Гай, нет! — Роберт вцепился в меня здоровой рукой, указывая куда-то в противоположную от корабля сторону. — Груз, у них груз…

Я сфокусировал тепловизор шлема и увидел — под одной из скал около небольших плоских ящиков суетились люди. Похоже, ящики были очень тяжелые, и я даже представить себе не мог, сколько стоило их содержимое. Одно я знал точно — мне за всю жизнь столько не заработать.

Первая группа, отчаянно отстреливаясь последними боезарядами, уже достигла шлюза корабля, теперь наша очередь.

— Успокойся, брат, — я ободряюще улыбнулся, изо всех сил демонстрируя оптимизм, которого вовсе не испытывал, — сейчас взлетим и жахнем по ним со всей дури. Ты наши корабельные пушки знаешь — на молекулы разнесут.

— Нет, у них бункер… Ы-ы-м-м, — Роберт взвыл, ибо Тук всадил ему в бедро шприц-капсулу с какой-то болючей гадостью. — У них подземный бункер, если успеют спуститься, нам их не достать. Надо сейчас… Гай, надо сейчас, иначе мои ребята… напрасно… все было зря…

Да понял я, понял. Хантингтон, ну откуда ты взялся на мою голову, такой правильный? Винтовка или бластер не помогут, надо что-то посерьезнее.

— Хатерсейдж, давай мне огнемет, быстро!

Лицо Малыша вытянулось от удивления:

— Да ты сдурел, лейтенант. Я сам пойду!

И тут я рассвирепел окончательно:

— Отставить разговоры, младший капрал! Давай сюда этот долбаный огнемет! Выполнять, твою мать!

Малыш отстегнул лямки огнемета, и Тук помог мне кое-как приспособить его за спиной. Ох, и тяжеленная штуковина, как он только ее таскает! Хрен с ней, это не надолго…

— Взвод, отходите к борту. Хатерсейдж, Старковски, за младшего лейтенанта отвечаете головой. Пошли!

Они кинулись к кораблю, а я, сгибаясь под тяжестью ранца огнемета — в другую сторону. Только бы добраться во-о-он до того камня, оттуда будет удобно дать залп, только бы добраться! Черт, сердце бухает так, что в ушах отдает. Гизборн, да ты совсем форму потерял, если стометровку пробежать не можешь! Все, добежал!

И тут же понял, что бухало в ушах не мое сердце, а чужие сапоги — рядом со мной на землю бросился Скарлет.

— Скэтлок, какого хрена! Я же приказал…

— Заткнись, Гизборн, — огрызнулся капрал, — заебал командовать. Смотри, — он показал мне связку термобарических «малышек», гранат жуткой убойной силы, — это чтоб наверняка! Давай!

Мы вскочили одновременно, я дал залп на всю мощность, которую только мог выжать из огнемета, и когда эти гребаные ящики накрыло волной огня, Скарлет метнул гранаты. Хотя мы и успели пригнуться, взрывной волной нас швырнуло на каменистую землю, но это было уже не важно — важно было то, что спустить груз в бункер они уже точно не успеют. Пока его просто некому спускать!

— Уходим, капрал, уходим! — заорал я, отстегивая ненужный теперь огнемет. Вот уж не думал, что выберусь!

Мы бросились обратно к кораблю, и когда до него оставалось всего-то метров двести, я понял, что что-то не так. Оглянулся и увидел, как Скарлет медленно оседает на землю, прижимая руку к правому боку, по которому расплывалось темное пятно. Из перебитого кислородного шланга скафандра со свистом выходил воздух. Твою ж!

Я подхватил обмякшее тело Скарлета и потащил его к борту, не обращая внимания на его щедро пересыпанные ненормативной лексикой просьбы «оставить нахрен… все одно хана…» Хана ему, как же! Вот вернемся на базу, я тебя, капрал, на диету посажу, а то тяжеленный, как кабан.

Мы вряд ли бы дотянули до корабельного шлюза, если б не Наз с Малышом. Они прикрыли нас огнем, и когда мы, наконец, ввалились в шлюзовой отсек, и чьи-то руки подхватили потерявшего сознание Скарлета, я без сил растянулся на ребристом холодном полу, к которому меня пригвоздила перегрузка — корабль резко взмыл вверх, а потом дрогнул всем корпусом, выполнив противоракетный маневр, Мэри отправила наш прощальный привет, дав залп разом из всех стволов. Выдохни, Гизборн, мы выбрались!

***


Выйдя на эшелон, S-145 взял курс на первый сектор — раненых требовалось отправить в госпиталь. Кстати, сколько у нас раненых?

— Унтер-офицер Ватхаби, доложите потери.

Назир помрачнел:

— Безвозвратных четверо, лейтенант, все — первый взвод. Раненых шестеро, четверо легких, тоже первый, — он кивнул на Тука, хлопочущего над молодым парнишкой, — тяжелых двое: Хантингтон и Скарлет.

— Миллер, когда будет связь? — спросил я у Мача и услышал:

— Как только, так сразу, лейтенант.

Совсем разболтались! Ладно, дайте только добраться, подтяну дисциплину.

Я устало поднялся и поплелся в медицинский модуль. Слава всем богам или кому там еще, из восьми реанимационных капсул были заняты только две. Я приложил руку к пульту управления модулем, и перед моими глазами появился дисплей, на котором замелькали команды: «Идет считывание персональных данных вашего ДНК… код доступа подтвержден… вам доступна только справочная информация… выберите дальнейшее действие…»

— Отчет о состоянии пациентов, — произнес я, и на дисплее высветился длиннющий текст. Так, посмотрим — Уильям Скэтлок, капрал.

Я пропустил все медицинские термины, в которых один хрен ничего не понимаю, и дошел до самого важного — «текущее состояние: стабильное средней тяжести, прогноз благоприятный». Ха, Скарлета так просто не угробишь.

Теперь дальше — Роберт Патрик Хантингтон, младший лейтенант. Опять куча всякой медицинской херни, где же… ага, вот: «текущее состояние: стабильно тяжелое, прогноз условно благоприятный». Ну и что я должен из этого понять? Твою мать, неужели нельзя использовать нормальный человеческий язык, мне надо знать, будет он жить или нет, а тут «условно благоприятный»!

Словно в ответ на мое возмущение, дисплей виновато моргнул и обновился, высветив «текущее состояние: стабильное средней тяжести, прогноз благоприятный». Вот это другое дело!

Я подошел к капсуле, в которой лежал мой брат. Роберт открыл глаза и слабо улыбнулся. Он всегда улыбается. Я усмехнулся в ответ — болей, мол, спокойно, и хотел отойти.

Но не успел — меня едва не сбил с ног ворвавшийся в модуль заплаканно-растрепанный рыжеволосый вихрь. Мэри Лифорд оттолкнула меня от капсулы Роберта и, вцепившись в ее край, заорала ему в лицо:

— Хантингтон, когда тебя вылечат, я лично тебя убью! Как ты мог! Ведь ты же… тебя же могли…

Ну, это уже слишком! Я оторвал ее от капсулы и тоже заорал:

— Лифорд, ты совсем сбрендила! Кто за штурвалом, твою мать? Ты что, просто врубила автопилот в такой буран?

Ох ты ж, как она на меня глянула! Убьет и скажет, что так и было…

— Ты собрался учить меня пилотированию, Гизборн?

Точно убьет. Вот ведьма!

— В рубке сейчас Уикем.

Что?!

— Откуда он там взялся?

— Оттуда! Не ори. Ты думаешь, я бы справилась одна? — и, бросив на меня полный презрения взгляд, Мэри вернулась к капсуле.

Так, ну и дисциплинка у вас в подразделении, лейтенант Гизборн. Дальше уже некуда!

Точно в подтверждение этой печальной истины, манжета, удерживающая в реанимакапсуле капрала Скэтлока, с ядовитым шипением разошлась, означенный капрал с кряхтением выбрался наружу и направился к выходу.

— Скэтлок, а ну давай обратно! Я приказываю, твою мать!

Скарлет выразительно покосился в сторону Роберта и вышел. Я оглянулся и… отправился вслед за Скарлетом.

***


Десантники первого батальона третьей отдельной бригады десантно-космических сил устало развалились в транспортном модуле, ожидая посадки.

Я подошел к Туку:

— Отец Энтони!

Он поднял на меня удивленный взгляд.

— Отец Энтони, вы можете совершить таинство брака (кажется, это так называется) прямо сейчас?

Тук обвел глазами толпу окружавших нас уставших, запыленных мужиков и с интересом вопросил:

— И с кем же здесь вы собрались вступить в брак, лейтенант?

Толпа уставших запыленных мужиков дружно загоготала.

— Отставить смех!

Ну, Старковски, я тебе это припомню!

— Я серьезно, капеллан. Вас сейчас очень ждут в медицинском модуле, так что поторопитесь.

Надеюсь, это то, что тебе сейчас нужно больше всего, брат. Вот уж точно — браки заключаются на небесах.

Тук торопливо кивнул, на глазах становясь важным и серьезным, и отправился в медотсек. Строевым шагом.

А я наконец-то смог присесть и опустился прямо на пол рядом со Скарлетом. Капрал явно поторопился покинуть реанимакапсулу — на его бледном лице выступил мелкий пот и дышал он с нехорошим присвистом. Как только Тук закончит все церемонии, погоню этого придурка обратно, если надо, то пинками.

— Сегодня вы дважды нарушили приказ командира, капрал, — сказал я, — поэтому, когда мы сядем, я отдам вас под трибунал. И не надейтесь на дисбат — чем скорее вас поставят к стенке, тем лучше будет для всех.

— Кажись, у кого-то здесь борзометр дохуя зашкаливает, — лениво отозвался капрал, — так что не пошел бы ты, лейтенант… Язык, бля, сломаешь выговаривать — лейтенант, лейтенант… Я буду звать тебя Рос. Никто не против, парни?

Первый взвод молчал, и только Малыш довольно усмехнулся.

— А ты можешь звать меня Уиллом, — закончил Скарлет.

«Эска» заложила вираж, заходя на посадку в космопорт первого сектора. Рос… Почему именно Рос? Я прикрыл воспаленные от бессонницы и ветра глаза и тоже усмехнулся. Пусть будет Рос. Какая, мать вашу, разница!

@темы: мои работы, ФБ 2019

---

Незвездный десант

Клип-иллюстрация к миди "Незвездный десант", написанному по заявке scram (за что спасибо ей большое). Здесь выложен окончательный вариант. И огромная благодарность Another_RoS_Fan за исправление всех моих многочисленных косяков))

@темы: Мои клипы

---

Генерал из "Багз..."

Генерал Расселл - трагический герой шпионско-электронного сериала.

@темы: Мои клипы

---

Ачивки